Думай медленно – предсказывай точно. Искусство и наука предвидеть опасность - Филип Тетлок, Дэн Гарднер (2015)

Когда мы знаем исход какого-либо события, это знание искажает наше изначальное восприятие, восприятие до того, как мы узнали исход: вот суть эффекта знания задним числом. Барух Фишхофф первым задокументировал этот феномен в серии элегантных экспериментов. В первом людей просили оценить вероятность основных мировых событий в период, когда Фишхофф проводил исследование («Встретится ли Никсон лично с Мао?»), затем вспомнить о своей оценке после того, как событие случилось или не случилось. Знание исхода постоянно искажает оценку, даже когда люди пытаются этого не допустить. Эффект, как правило, незначителен, но бывает и весьма серьезным. В 1988 году, когда в Советском Союзе проходили серьезные реформы, из-за которых люди задумывались о будущем страны, я попросил экспертов оценить вероятность того, что Коммунистическая партия потеряет свою монополию на власть в СССР в течение ближайших пяти лет. В 1991 году мир в шоке наблюдал за развалом Советского Союза. В 1992–1993 годах я вернулся к опрошенным экспертам, напомнил им вопрос 1988 года и попросил воссоздать свои оценки. В среднем в их воспоминаниях вероятность оказалась на 31 % больше той, что они на самом деле предсказывали. Например, эксперту, которая предсказывала всего лишь 10 % вероятности, могло запомниться, что она предрекала 40 или 50 %. Был даже случай, когда эксперт, оценивший вероятность в 20 %, позже вспомнил свою оценку как 70 %, — это иллюстрирует, что эффект взгляда задним числом также иногда фигурирует под названием «я всегда это знал».

Прогнозисты, которые используют обтекаемый язык и рассчитывают на свою небезупречную память при извлечении из нее старых прогнозов, не получают четкой обратной связи и, соответственно, не могут ничему научиться на опыте. Они похожи на игроков в баскетбол, которые делают свободные броски в полной темноте. Единственная их обратная связь — это звук: звяканье, когда мяч ударяется о металл, глухой стук о деревянный щит, шелест мяча, задевшего сетку. Ветеран, сделавший тысячи свободных бросков при включенном свете, может соединить звуки с попаданиями или промахами — но не новичок. Шелест может означать как точный бросок, так и недолет. Громкое лязганье означает, что бросок достиг кольца — но провалился ли в него мяч или отскочил? Уверенности тут быть не может. Конечно, они могут убедить самих себя в том, что знают, как у них идут дела, но на самом деле это не так; и если тренируются в темноте в течение недель, они могут стать более уверенными (я ведь столько практиковался — должно быть, у меня отлично получается!), но не станут лучше как баскетболисты. Только при включенном свете они могут получить четкую обратную связь. Только в этом случае они могут учиться и улучшать свои навыки.

Когда Тим Минто предсказал количество сирийских беженцев в 2014 году, его результат Брайера был 0,07. Это четкий и осмысленный отличный результат, эквивалент точного броска в баскетболе. Однако прогноз Тима на посещение Синдзо Абэ храма Ясукуни обернулся для него результатом 1,46, что можно приравнять к попаданию мяча в мусорный бак позади гимназии. И Тим это знал. Он не смог бы спрятаться за обтекаемостью формулировок, у него не было никаких шансов, что эффект знания задним числом введет его в заблуждение относительно того, что прогноз был не так уж плох. Тим провалил его и знал об этом, что дало ему возможность учиться.