Крушение пирса (сборник) - Марк Хэддон (2016)

У него сохранилась старая, выгоревшая на солнце фотография – он, девятилетний, стоит на лестничной площадке у дверей их квартиры в Бернсайде; на нем новенькая форма школы «Сент-Джуд». Это был самый первый день его школьных занятий, и в последнюю минуту мама побежала домой за фотоаппаратом, словно опасаясь, что теперь ее сын домой больше не вернется, так что ей просто необходимо иметь о нем хоть какую-то память, чтобы в случае чего можно было показать его изображение полиции. Он хорошо помнил свои серые фланелевые шорты и небесно-голубую рубашку «Аэртекс» из сетчатого трикотажа, а также противный влажный запах плесени, исходивший от коврика перед дверью, и то, как страстно ворковали, цокая лапками, голуби на подоконнике. Он уже и тогда казался себе чересчур толстым. И все же, когда он смотрел на свою детскую фотографию, ему сразу становилось ясно, что в те годы он был очень красивым мальчиком. Но со временем он почти перестал смотреть на себя тогдашнего, хотя разорвать и выбросить фотографию все же не решался, опасаясь, что это повлечет за собой некое ужасное колдовство: он знал, что это плохая примета. Он просто попросил одного из приходящих к нему социальных работников переставить фотографию на комод, откуда он не мог ее достать.

За три недели до того, как Банни исполнилось десять лет, его отец попросту взял и исчез – оказалось, что он теперь собирается жить в Рексеме, и не с ними, а с какой-то другой женщиной, имя которой мать так и не позволила сыну узнать. То есть за ужином отец был еще дома, а за завтраком его уже не было, и мать сразу же стала совсем другой: куда более нервной и не такой доброй. Банни был уверен, что мать именно его винит в том, что отец от них ушел. А что, ему казалось, такое вполне возможно. Ведь отец всегда был очень спортивным, играл в крикет, а в молодости даже выступал за честь Глостершира. Во всяком случае, такой толстый неуклюжий увалень, как Банни, ему в сыновья явно не годился.

Как ни странно, но в «Сент-Джуд» Банни не травили. В основном его просто игнорировали; возможно, одноклассники уже понимали, что подобная изоляция – это одновременно и самое жестокое, и самое легкое наказание, которое вполне в их силах. Даже его единственный друг Карл сказал: «Извини, но разговаривать с тобой я могу теперь только вне школы». Карл, свадебный фотограф, жил сейчас в Дерби.

За всю свою жизнь Банни поцеловал только трех девушек. Первая была абсолютно пьяна, вторая, как он узнал позже, целовалась с ним, потому что проиграла пари. А третья, ее звали Эмма Кален, даже позволила ему запустить руку ей в трусики. Он эту руку потом целую неделю не мыл. Эмма Кален была крепенькой, круглолицей и вызвала у него одновременно и крайнее возбуждение, и какое-то непонятное отвращение; при этом он полностью отдавал себе отчет в том, что с его стороны все это чистейшей воды лицемерие; в общем, в голове у него была какая-то жуткая путаница, и это, когда он оказывался с Эммой наедине, было куда более болезненно, чем терзавшее его страстное желание, которое не давало ему покоя, когда она была от него далеко. В итоге он вел себя с ней довольно неприветливо, и она ушла.