Хищник - Гэри Дженнингс (1993)

– Да, но почему их так называют?

Вайрд изумленно посмотрел на меня:

– Неужели ты не знаешь?

– Откуда я могу знать? Я никогда не слышал этого слова прежде.

– Оно происходит от греческого khárismata[62], – пояснил старик, все еще посматривая на меня вопросительно. – А ты знаешь, кто такие евнухи?

– Я слышал разговоры о них, но еще не встречал ни одного.

Похоже, Вайрд окончательно смутился.

– Древние греки именовали «харизмой» особый талант, которым обладает человек. В современном языке слово «харизматик» обозначает определенный тип евнуха, самый совершенный и дорогой.

– Но я думал, что евнух… это… ну, ничто, кастрат. Какие же тут могут существовать разновидности, да еще и дорогие?

– Евнух – это мужчина, которому отрезали яйца. А харизматик – это тот, у кого отрезали все внизу. Svans и все остальное.

– Иисусе! – воскликнул я. – Но зачем?

– Существуют хозяева, которым нужны именно такие рабы. Обычный евнух всего лишь слуга, и господин хочет быть уверен, что с ним его женщины в безопасности. Харизматик – игрушка для самого хозяина. Эти господа предпочитают совсем молоденьких и миловидных. Те, которых мы только что видели, франки. Харизматиками делают красивых мальчиков-сирот: одних похищают, других родители продают сами. Словом, это особый вид торговли во франкском городе Веродун, в последнее время, кстати, бурно развивающийся. Разумеется, из-за того, что множество мальчиков умирает во время подобной операции, те немногие, кто выживает, стоят немыслимых денег. Этот подлый сириец небось купается в золоте.

– Иисусе! – снова повторил я, после чего мы молча последовали за Пациусом, который уже добрался до входа в praetorium и теперь делал нам знак поспешить.

Внезапно Вайрд повернулся ко мне и произнес с явным раскаянием:

– Прости меня, мальчишка. Знаешь, почему я так удивился, когда ты стал расспрашивать меня насчет харизматиков? Видишь ли… акх, ну… я принял тебя за одного из них.

– Что за ерунда! – горячо воскликнул я. – Мне ничего такого не отреза́ли!

Он пожал плечами:

– Я попросил у тебя прощения и впредь больше никогда не буду касаться этой темы – я даже не стану спрашивать, не отпрыск ли ты божественного Гермафродита. Я уже говорил раньше: мне нет дела до того, кто ты, и я говорил это вполне искренне. Так что давай больше не будем обсуждать это. А теперь пошли со мной в praetorium и узнаем, почему августейший Калидий так обрадовался тому, что мы здесь.

6

Пациус провел нас через зал и несколько комнат, великолепно меблированных, украшенных настенной и напольной мозаикой, с кушетками, столами, портьерами, лампами и другими предметами, о предназначении которых я даже не догадывался. Я думал, что для содержания такого дома, должно быть, требуется бесчисленное количество слуг или рабов, но мы вообще ни с кем не встретились. Затем Пациус провел нас через еще одни двери, и мы оказались во внутреннем дворике с садом и колоннами. Разумеется, на земле там лежал снег и все кусты были голые. Я увидел, что по покрытой дерном террасе вверх-вниз быстро расхаживал какой-то человек – он явно пребывал в смятении и возбужденно всплескивал руками, совсем как сирийский работорговец.

Хозяин дома был седым, с морщинами на обветренном, чисто выбритом лице, но шагал прямо и выглядел крепким для своего возраста. Незнакомец был одет не в форму, а в длинный плащ из прекрасной мутинской шерсти, изящно украшенный мехом горностая. В глазах такого знатного человека мы с Вайрдом, безусловно, выглядели дикарями, которых Пациус выкопал из какой-нибудь отвратительной берлоги. Тем не менее при виде нас его мрачное лицо просветлело, он живо приблизился к нам, воскликнув:

– Caius Uiridus! Salve, salve![63]

– Salve, clarissimus Calidus[64], – ответил Вайрд, и они в знак приветствия хлопнули друг друга ладонями правой руки.