Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

Я не питаю иллюзий в отношении их подлинной цели. Дни моего пребывания на престоле, несомненно, сочтены, а крысы, как говорят, всегда первыми бегут с тонущего корабля. Меня не огорчает потеря титула и положения. Я поистине рада, что так недолго пробыла королевой. Что же до последствий моих поступков, то я возлагаю надежды на Господа. Может быть, это и к лучшему, если меня найдут одинокой и всеми покинутой в Тауэре.

Но батюшка не собирается позволять им сбежать так просто.

— Я обязательно должен вас сопровождать, милорды, — заявляет он с подобием дружеской улыбки.

— В этом нет необходимости, милорд, — уверяет его Арундель.

— Я, черт возьми, иду с вами! — кричит батюшка, но у Пемброка готов для него ответ: — Если вы покинете королеву, милорд, то у нас не останется иного выбора, как только велеть вас немедленно казнить, — парирует он.

Батюшка взрывается бешенством:

— Как вы смеете судить меня с позиции высокой морали и обвинять меняв том, что я покидаю королеву? Я единственный среди вас, кто ей действительно предан. Но вы загнали меня в угол, и я не хочу, чтобы меня обвиняли в измене, хотя ею и не пахнет. И я вас предупреждаю: если вы вскоре не вернетесь, с вами со всеми будет то, чем вы мне только что угрожали.

— Это вряд ли, милорд, — говорит Винчестр. — Но не беспокойтесь, мы вернемся до полудня.

Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская

Тауэр, Лондон, 18 июля 1553 года.

Вечером Генри приходит ко мне в спальню. Он чуть не плачет. Это меня и вправду пугает, ибо я никогда прежде не видела его таким несчастным, даже когда умер наш сын.

— Что случилось? — спрашиваю я в тревоге.

— Предатели, чертовы предатели, будь они прокляты! — кричит он.

— Кто предатели? — В моем голосе звучит страх.

— Члены Тайного совета, моя дорогая. Они так и не пошли к французскому послу. Дураку было ясно, что это все блеф. Но что они сделали вместо того? Негодяи устроили какое-то секретное совещание, а затем отправились в собор Святого Павла вознести благодарность за спасение королевства от мятежа. Какого мятежа, спросишь ты?

— Они присягнули Марии? — У меня по спине пробегает ледяная дрожь.

— Нет, но — да помилуй их Боже — они имели наглость заказать в соборе католическую мессу. Ты представляешь?

— О Господи! — стенаю я. У меня такое чувство, что мир начинает рушиться вокруг нас.

Генри порывисто заключает меня в объятья.

— Что бы ни случилось, ты должна помнить: я хотел как лучше, я пошел на это ради нас, ради Джейн и ради Кэтрин, — шепчет он. — Я и подумать не мог, чем все обернется. Нортумберленд казался непобедимым, а его план беспроигрышным.

— Я тебе верю, — вяло отвечаю я. Затем во мне заговаривает мой прагматизм. — Нам нужно покинуть Тауэр, пока это возможно, и забрать с собой Джейн.

— Нет. Лучше подождать, посмотреть, что будет дальше. Если лондонцы выступят за Марию, нам будет безопаснее находиться в Тауэре. Ты же знаешь, настроение толпы непредсказуемо.

— По крайней мере, нам нужно предупредить Джейн о том, что происходит.

— Не сейчас. Ничего ей пока не говори. Она сама вскоре все узнает. Пока что она держалась молодцом, но эти последние новости могут оказаться последней каплей. Самая надежная ее защита — это ее юность и невинность.

— Мария, конечно, примет это во внимание? — Впервые до меня доходит, что для нашей дочери, равно как и для всех нас, происходящее может иметь серьезные последствия.

— Я верю, что она проявит снисхождение к своей родне, — отвечает Генри.

— Молю Бога, чтобы это было так, — с жаром говорю я.

Мы глядим друг на друга в тревоге и волнении.

Королева Джейн

Тауэр, Лондон, 19 июля 1553 года.

— У миссис Андерхилл ночью начались роды, — объявляет миссис Эллен.

Миссис Андерхилл — жена одного из стражей Тауэра. Я поднимаю голову от книги.