Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр (2006)

— Может быть, она уже родила. Сходите, пожалуйста, и узнайте.

Ожидание рождения этого ребенка стало лучиком солнца в мрачном мире. Я не могу никому признаться, но мне очень хочется увидеть и, возможно, подержать на руках новорожденного младенца.

Миссис Эллен не нужно долго уговаривать. Задумчиво глянув на меня, она уходит, но вскоре возвращается в компании гордого, но немного смущенного мистера Андерхилла.

— Родился здоровый мальчик! — говорит она мне.

Я улыбаюсь и подаю стражу руку для поцелуя.

— Мои поздравления, мистер Андерхилл. Когда ваша жена отдохнет, мне бы хотелось навестить ее и ребенка.

— Благодарю вас, ваша светлость, — бормочет страж с запинкой. — Я… то есть… мы думали… не позволили бы вы крестить мальчика Гилфордом, в честь вашего супруга?

— Конечно, — охотно разрешаю я, хотя мне думается, что в последующие годы это имечко не порадует семейство Андерхилл.

Мистер Андерхилл все не уходит; он стоит, теребя в руках шапку.

— Что-нибудь еще? — спрашиваю я.

— Э-эээ… Ваша светлость, прошу прощения… — мычит он, — но я хотел попросить вас еще об одном одолжении. Не окажете ли вы нам великую честь, став крестной матерью? Крестины сегодня вечером, в церкви Святого Петра-в-оковах в Тауэре.

— С радостью, — сияю я.

Когда он уходит, я замечаю, что у миссис Эллен озабоченное выражение.

— Что-то случилось? — интересуюсь я.

— Да нет, наверное, ничего. Меня просто удивило, когда я шла к Андерхиллам, что во дворце так тихо. Вы знаете, парадные залы в Белом Тауэре совершенно пусты. И куда все подевались?

— Вы совсем никого не видели?

— На лестнице я встретила архиепископа Кранмера и его капеллана. Я думаю, что если они тут, то остальные члены совета, должно быть, тоже.

— Да, должно быть, — соглашаюсь я, но безо всякой уверенности.

Обед проходит тихо, в моих личных покоях. Никто не торопится составить мне компанию за трапезой. Миссис Эллен снова выходит и по возвращении сообщает, что по-прежнему нигде никого нет.

Стоит удушающая жара, и дневные часы тянутся бесконечно долго. Затем внезапно, после пяти, колокола городских церквей начинают радостный перезвон, и слышатся далекие крики. В открытое окно я вижу дымки, поднимающиеся над крышами, и реку, забитую судами.

Появляется лакей и объявляет, что ужинать подано. Усаживаясь под королевским балдахином в пустом тронном зале, я с дрожью думаю, сообщат ли мне вскоре о причинах дневного переполоха. Хотя я, кажется, уже и сама о них догадываюсь.

В обоих случаях я оказываюсь права. Мой батюшка, в сопровождении троих дворцовых стражей, врывается в зал и, не оказав мне никаких знаков почтения, начитает срывать королевский балдахин у меня над головой. Ошметки слежавшейся пыли летят в мою тарелку.

Я таращусь на него, ничего не понимая.

— Джейн, ты больше не королева, — заявляет он мне без предисловий. — Лондон выступил за леди Марию. Отправляйся в свою комнату и сиди там. Сними королевское платье. Отныне тебе придется довольствоваться жизнью частного лица.

— Этого-то я всегда и хотела, — говорю я. — Ничто не доставит мне большего удовольствия.

Он взирает на меня с некоторым удивлением:

— Странно, что ты так спокойно воспринимаешь это бедствие.

Затем, видя, что я сижу без движения, он торопит меня:

— Сейчас же снимай королевское платье!

— Я сниму его с гораздо большей охотой, чем я его надевала.

И тут опасность моего положения начинает до меня доходить. Я гляжу на этого человека, моего некогда всемогущего отца, который так много сделал, чтобы посадить меня на трон. Именно его амбиции довели меня до этого.

— Из послушания вам и матушке я совершила тяжкий грех, — с горечью говорю я. Он глядит на меня в изумлении, ибо мой голос выдает всю глубину моей обиды. — Я с готовностью слагаю с себя корону. Я никогда не желала ее.