Неукротимый, как море - Уилбур Смит (2009)

Всякий раз, попадая сюда, Ник испытывал чувство странной опустошенности. Некогда он считал этот дом своим: каждая комната, каждый акр прилегающей территории несли в себе частичку воспоминаний, так что сейчас, когда он припарковал машину у портика с белыми колоннами, все пережитое нахлынуло вновь.

— Пап, я закончил модель «Спитфайера», которую ты прислал мне на Рождество. — Мальчик отчаянно цеплялся за каждую оставшуюся секунду. — Может зайдешь, посмотришь?

— Понимаешь, у меня… — начал было Николас.

Сын тут же выпалил:

— Это ничего, дядя Дункан еще не приехал. Он по пятницам всегда возвращается поздно, да и в гараже нет его «роллс-ройса»… — И тоном, который оцарапал Нику сердце, сын добавил: — Ну пожалуйста… Я ведь тебя не увижу до самой Пасхи.

— Иди, Николас, — твердо высказалась Саманта. — Я подожду.

Питер повернулся к ней:

— Вы тоже, Саманта, пожалуйста, пойдемте вместе…

Девушка подчинилась: ее словно заразило роковое любопытство, желание увидеть, узнать больше о прошлой жизни любимого. Она понимала, что Ник намерен упорно сопротивляться, а посему поторопилась выскользнуть из дверцы, поставив его перед свершившимся фактом.

— Хорошо, Питер.

Ник поднимался вслед за ними по широким ступеням к двустворчатой дубовой двери, как если бы его тащила приливная волна неподвластных ему событий. Это ощущение никогда не вызывало у него восторга.

Оказавшись в холле, Саманта быстро огляделась, чувствуя, что стоит на грани благоговейного трепета. Величественный — другое слово к этому дому вряд ли подберешь. Лестница из белого мрамора с мраморной же балюстрадой вздымалась на все три этажа. Стеклянные распашные двери по обеим сторонам холла вели в длинные приемные залы. Впрочем, девушке не удалось повнимательнее рассмотреть обстановку, потому что Питер ухватил ее за руку и сразу потащил на лестницу, к своей комнате, в то время как Ник следовал за ними куда более степенным шагом.

«Спитфайер» занимал почетное место на полке в изголовье кровати Питера. Мальчик гордо достал модель, и они принялись ее разглядывать, время от времени издавая подобающие случаю возгласы восхищения. Парнишка откликался на похвалу, как цветок на солнечные лучи.

Когда они наконец стали спускаться по лестнице, печаль и сдержанность, которые предшествуют расставанию, испытывал каждый — и тут их остановил голос, донесшийся из гостиной слева от холла:

— Питер, мой мальчик.

В дверях стояла женщина, чья красота превосходила фотографию, которую в свое время видела Саманта.

Питер послушно приблизился к ней.

— Добрый вечер, мама.

Женщина склонилась над сыном, взяла его лицо в ладони и нежно поцеловала, затем выпрямилась, потянув мальчика за руку так, чтобы он встал сбоку: едва уловимое, но непреклонное обозначение границ.

— Николас! — Она чуть склонила голову набок. — Ты выглядишь чудесно… Смуглый, подтянутый…

Шантель Александер была лишь на несколько дюймов повыше сына, однако будто заполняла весь громадный дом своим присутствием: так одна-единственная райская птичка способна осветить сумрачное нутро джунглей. Мягкие и сияющие черные волосы, смуглая кожа и громадные, темные, как терновые ягоды, глаза свидетельствовали о наследии, оставленном персидской красавицей, на которой Артур Кристи женился ради ее денег, а потом полюбил с такой страстью, что она скорее походила на одержимость.

Женщина была воплощением элегантности. Крошечные узкие ступни едва выглядывали из-под полы длинной юбки темно-зеленого шелка, а изящность ладони, в которой лежала рука Питера, оттенялась мерцающей каплей изумруда размером со зрелый желудь.

Она повернула голову на длинной грациозной шее и посмотрела на Саманту слегка раскосыми глазами современной Нефертити.