Вторая мировая война - Энтони Бивор (2013)

Черчилль, безусловно, был настроен воинственно, что проистекало из неспособности Англии что-либо изменить в польском вопросе и в то же время из открывшихся возможностей применения нового оружия. В ходе конференции стремление Сталина расширить советское влияние во всех направлениях стало чересчур явным. Он проявил интерес к итальянским колониям в Африке и предложил союзникам сместить Франко. У Черчилля могли бы возникнуть еще более сильные страхи, если бы он услышал обмен мнениями между Авереллом Гарриманом и Сталиным во время перерыва: «Вам должно быть очень приятно, – сказал Гарриман, завязывая беседу, – находиться сейчас в Берлине после всего, что перенесла ваша страна». Советский лидер пристально взглянул на него и ответил: «Царь Александр дошел до Парижа».

И это было не совсем шутка. Задолго до фантазий Черчилля об операции «Немыслимое» на заседании Политбюро в 1944 г. было решено, как рассказывал позднее генерал Штеменко сыну Берии, отдать приказ Ставке разработать план вторжения во Францию и Италию. Наступление Красной Армии должно было сопровождаться захватом власти местными компартиями. Вдобавок Штеменко пояснил, что «была предусмотрена высадка в Норвегии, а также захват проливов (отделяющих Данию). Для реализации этих планов был предусмотрен внушительный бюджет. Предполагалось, что американцы оставят Европу, поверженную в хаос, в то время как Англия и Франция будут парализованы своими колониальными проблемами. У СССР было 400 хорошо подготовленных дивизий, готовых к тигриному прыжку. Просчитали, что вся операция займет не более месяца. Все эти планы были отброшены, когда Сталин узнал (от Берии), что у американцев есть атомная бомба и что она запущена в массовое производство». Сталин будто бы сказал Берии, что «если бы был жив Рузвельт, нам бы это удалось». Возможно, это и было основной причиной, по которой Сталин считал, что Рузвельт был тайно убит.

Черчилль не получил существенной поддержки от Трумэна. Новый президент был очарован и напуган советским диктатором-манипулятором, который в ответ испытывал к нему только презрение. Момент самых близких отношений премьер-министра с Трумэном наступил, когда они обсуждали, как президент скажет Сталину об атомной бомбе. Но Сталин уже дважды обсудил с Берией, как реагировать на сообщение этой новости. 17 июля Берия представил ему подробности успешного испытания, полученные от его разведчиков в проекте «Манхэттен». И, когда Трумэн доверительным тоном сказал Сталину о бомбе, Сталин едва отреагировал. Сразу после этого он немедленно вызвал Молотова и Берию и, «посмеиваясь», описал сцену. «Черчилль стоял возле двери и сверлил меня глазами, а Трумэн в своей лицемерной манере рассказывал безразличным тоном о случившемся». Они еще больше развеселились, когда прослушали запись с микрофонов НКВД: Черчилль спросил Трумэна, как советский лидер воспринял новость, а Трумэн ответил, что «Сталин, очевидно, ничего не понял».

26 июля пленарная сессия в Потсдаме была отложена. За день до этого Черчилль вернулся в Лондон с Энтони Иденом и Клементом Эттли на объявление результатов выборов. Отбывая, Черчилль оказался в странном положении: Сталин уверял его, что он должен был победить социалистов.

Премьер-министр получал предупреждения, что все может пойти и не в его пользу в основном из-за голосования в вооруженных силах, которые хотели расстаться с прошлым: как с суровыми тридцатыми, так и собственно с годами войны. За несколько недель до этого, на одном из обедов в Лондоне, когда Черчилль говорил об избирательной кампании, вернувшийся из Бирмы генерал Слим сказал ему: «Но, господин премьер-министр, я знаю одно: моя армия за вас не проголосует».