Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи - Батист Болье (2013)

Снаружи холодно, внутри душно. В больнице всегда шум. Всегда суета. Персонал бегает, нервные нервничают, лабораторные центрифуги урчат, компьютеры мигают, принтеры плюются бумагой. Здесь даже смерть – движение: тело переносят, приводят в порядок, переодевают, между ягодиц вкладывают затычку, чтобы предотвратить последствия расслабления мышц. Покойный превращается в куклу в руках живых – рабов напряженного рабочего графика и строго регламентированных обязанностей.

Хорошо бы встать посреди коридора, поднять руку и всех остановить. Отключить принтеры / компьютеры / центрифуги. Прижать гигантский палец к зданию и прервать эти лихорадочные колебания. Чтобы наступила тишина. Бесполезно: от белых халатов исходит белый шум.

Пора. Я вхожу.

8 часов утра,

в отделении скорой помощи

У входа в отделение меня ждала Андреа шестидесяти шести лет.

– Что-то случилось? – спросила она.

У меня на лице отпечатались следы бурной ночи. И все равно она меня поцеловала. Однажды она сказала, что я красивый. Я ей поверил, ведь она была почти втрое старше меня и прочитала столько книг, что знала, о чем говорит.

– Нет, все хорошо.

Врал я часто и неумело. Не помешало бы потренироваться: этого требовала работа, которой мне суждено заниматься ближайшие сорок лет.

Мне будет не хватать наших с Андреа бесед наедине… Мы с ней боевые товарищи. Эта зима для нас обоих выдалась очень трудной. Мы оба вели войну. Я знал, что она воюет, она не знала, что я тоже сражаюсь.

Андреа тонкая, образованная, остроумная. У ее брата обнаружили тяжелую болезнь.

В начале нашего знакомства у нее вызывало беспокойство:

• что я интерн (а значит, еще не настоящий врач);

• что я слишком молод (а значит, не внушаю доверия);

• что она слишком любит своего брата (а значит, хочет, чтобы у него было все самое лучшее, что можно найти на рынке труда).

Словом, уравнение, не имеющее решения… На ее месте я бы тоже боялся.

Именно ради нее, чтобы выглядеть старше, я отпустил бородку, стал носить рубашки в клетку и очки в массивной оправе.

Отважная Андреа… Она похоронила своих родных, проводила на кладбище отца и сестру.

И теперь, по-прежнему сильная, была рядом с пятидесятитрехлетним младшим братом.

День за днем, проблема за проблемой, ухудшение за ухудшением. Мы общались и старались делать все “как можно лучше”, чтобы ее брат чувствовал себя “комфортно”, несмотря на резкую потерю веса и постоянные приступы боли.

Однажды утром мы с удивлением обнаружили, что беседуем о чем-то другом. О литературе, поэзии, путешествиях. О брате, конечно, тоже, но и еще о чем-то другом… Мы привязываемся к больным, иногда и к их родственникам. Пожалуй, надо научиться равнодушию. Наверное.

Миновали три долгих зимних месяца, она стала мне доверять, а я решил не сбривать бороду и по-прежнему носил стариковские очки и рубашки. Андреа этот реквизит убедил, а для меня это было важно.

В конце концов ее брат ускакал на разноцветном пони в небеса. Для него наступил мир и покой.

Андреа чмокнула меня в щеку, но обратилась на “вы”. Она человек утонченный, но вовсе не сноб.

– Держите, это вам. Я долго собиралась с духом, чтобы прийти сюда. Хотела отдать вам лично и теперь уже окончательно попрощаться.

Я взял письмо и поправил ее:

– Просто попрощаться, сказать “до свидания”. Люди окончательно прощаются тогда, когда уверены, что больше не увидятся. Имена и слова – это очень важно. А мы с вами еще увидимся.

– Я не знала, как мне поблагодарить вас за все, поэтому написала. До свиданья, молодой человек. И ничего не меняйте.

Иногда мы влюбляемся. Внезапно, с первого взгляда. Иногда оказываемся опутаны дружескими узами. Незаметно для себя, по доброте. Андреа ушла. Мы с ней сражались плечо к плечу в одном окопе все долгие зимние месяцы.