Чаша и крест - Нэнси Бильо (2013)

Нас с бароном разделяло теперь всего несколько шагов. Я подняла голову как можно выше, чтобы видеть лицо Монтегю.

— И да хранит нас Ангел Мира, и да приведет он нас милостью Господа нашего в царство Его.

Я закончила.

Барон Монтегю перевел взгляд с меня на толпу. Дождь прекратился. Легкий ветерок шевелил его волосы.

— Да здравствует король! — громко крикнул Монтегю, так громко, что эхо прокатилось по всему холму.

Толпа молча ждала, что он скажет еще. Но барон не произнес больше ни слова. Он резко повернулся кругом и грациозным движением опустился на колени. Положил голову на плаху. Глаза его снова отыскали меня.

— Отвернитесь, Джоанна, — сказал он так, словно здесь никого, кроме нас с ним, не было.

31

На этот раз я не закрыла глаза. Палач тяжело ступил вперед. Я видела сквозь щелочки в капюшоне его бегающие глазки: он выбирал место поудобней. Вот он широко расставил ноги и поднял над головой топор. В тусклом свете пасмурного дня блеснуло окровавленное лезвие. И, описав дугу, топор с силой опустился на шею осужденного.

То, что я увидела в этот миг, навечно оставило в моей душе незаживающую жгучую рану.

Потом какой-то незнакомый мне человек забрал отрубленную голову Монтегю. Гвардейцы оттащили мертвое тело в конец эшафота. Шерифы, а за ними священник и палач спустились по скрипящим ступеням вниз. На эшафот поднялись другие люди, чтобы забрать ящики с обезглавленными телами. Я понимала, что происходит вокруг меня, но видела все как бы отстраненно. Так могла бы наблюдать за происходящим какая-нибудь чайка, которых много кружилось над лондонским Тауэром.

Кажется, ко мне подошел и тронул за руку Чарльз, верный дворецкий Кортни:

— Госпожа Джоанна…

По тону его я поняла, что Чарльз уже не в первый раз окликает меня. Но была не в силах говорить.

— Мы сейчас их похороним. Получили от шерифа разрешение. Хотите пойти с нами?

— Что? — не сразу поняла я.

— Вон там церковь, видите? — Он протянул руку. — Церковь Всех Святых. Там мы их и похороним временно.

Собрав все силы, я кивнула.

Потом ко мне подошел Суррей:

— Джоанна, нам надо… О господи, да у вас кровь!

Он отвел меня подальше от эшафота и, порывшись в карманах камзола, извлек оттуда платок. Юный граф сам отер кровь с моего лица; глаза его были полны жалости. За его спиной какие-то люди разглядывали меня с испуганным восхищением. Кругом слышался шепот.

— Стаффорд… — донеслось до моих ушей.

Не обращая на них внимания, Суррей продолжал вытирать остатки крови. Будь я в эту минуту в состоянии что-либо чувствовать, я бы пожалела о том, что собиралась сейчас сделать: ведь мой план был некоторым образом направлен против сына Норфолка.

— Ну все, пойдемте отсюда! — прокричал сам герцог, стоявший шагах в двадцати от нас.

— Я с вами никуда не пойду, — ответила я.

Герцог с явной неохотой приблизился ко мне. Он то и дело поглядывал на эшафот. Ящики с обезглавленными телами Кортни и Монтегю как раз спускали вниз.

— Я прямо сейчас отправляюсь во дворец. Король должен видеть меня при дворе. Проводи ее в Говард-Хаус, — велел он сыну, — а потом тоже приходи.

— Я никуда не пойду, — повторила я.

— Пойдете как миленькая. Будете делать, что я вам скажу, — прошипел герцог. — А завтра мои люди отправят вас в Стаффордский замок.

Я тронула графа Суррея за рукав парчового с прорезями камзола:

— Мне надо кое-что вам сказать, милорд. Это касается вашей покойной тетушки, Маргарет Булмер. Вам обязательно надо об этом узнать. Маргарет не просто так отправилась на Север, тому есть причина. И она имеет самое непосредственное отношение к вашему батюшке.

Норфолк схватил меня за руку и оттащил в сторону, другой рукой делая знак Суррею, чтобы тот удалился.

— Вы с ума сошли! Разве можно сейчас называть это имя, да еще здесь? — снова прошипел он, трясясь от ярости.