Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

Хорнблауэр обедал в одиночестве. Перед ним на столе, опираясь на край глиняной миски с сыром, лежал раскрытый томик Гиббона; ноги он с наслаждением вытянул. Сегодня, против обыкновения, он позволил себе полбутылки вина и потому даже обычный корабельный обед выглядел необыкновенно аппетитно. Это был один из тех дней, когда в мире просто не может случиться ничего плохого, когда можно наконец позволить себе отдаться убаюкивающему ритму легкой корабельной качки, когда еда кажется особо вкусной, а вино — просто великолепным. Хорнблауэр как раз погрузил ложку в мясной пирог, когда раздался стук в дверь и вошёл мичман.

— С наветренного борта виден «Клэм», сэр, — доложил он.

— Очень хорошо.

Хорнблауэр продолжал перекладывать пирог с блюда на тарелку, но не смотря на это успокаивающее занятие, почувствовал, как его успокоившийся было мозг вновь начал работать. «Клэм», скорее всего, привезет новости; именно для этой цели — в ожидании новостей — его и оставляли в Санкт-Петербурге. Возможно, Россия уже ведет войну с Бонапартом, а возможно — Александр все же предпочел пойти на унизительные уступки, которые позволили бы ему этой войны избежать. А может быть, Александр уже мертв, убитый, подобно его отцу, своими же офицерами. В таком случае, вероятно, политика России вновь может измениться — и уже не в первый раз эти изменения станут следствием дворцового переворота. Может быть — может быть все что угодно, а пирог между тем все остывает. Хорнблауэр как раз собирался наконец-то заняться им вплотную, как мичман снова постучал в двери.

— Сигнал с «Клэма»: «Имею депеши для коммодора», сэр!

— На каком он расстоянии от нас?

— Корпус показался над горизонтом с наветренного борта, сэр. Мы идем ему навстречу.

— Поднимите: «Коммодор — „Клэму“: срочно пошлите депеши шлюпкой».

— Есть, сэр!

В сообщении «Клэма» не было ничего удивительного; гораздо удивительнее было, если бы он не привез никаких новостей. Хорнблауэр вдруг поймал себя на том, что поглощает пирог так, как будто чем быстрее он его съест, тем быстрее депеши прибудут на «Несравненный». Он решил проверить себя и сделал глоток вина, но почувствовал, что ни вино, ни еда не привлекают его больше. Вошел Браун и поставил перед ним сыр. Хорнблауэр пожевал кусочек и сказал себе, что хорошо пообедал. Прислушиваясь к звукам на палубе над своей головой, он смог угадать, что шлюпка с «Клэма» подошла к борту и почти сразу же вслед за этим очередной стук в двери возвестил о прибытии лорда Уичвуда. Хорнблауэр поднялся ему навстречу, предложил гостю присесть и пообедать, затем принял из рук лорда Учивуда толстый, обшитый парусиной пакет с депешами и расписался в его получении и на минуту присел, держа пакет на коленях.

— Итак, — произнес Уичвуд, — это война.

Усилием воли Хорнблауэр сдержался, чтобы не спросить: «Война с кем?». Он заставил себя ждать.

— Это сделал Александр, или, скорее, сам Бони. Десять дней назад Бони переправился через Неман с пятнадцатью армейскими корпусами. Конечно же, никакого официального объявления войны — трудно было надеяться на подобный благородный жест со стороны кого-либо из обоих властелинов, которые поливали друг друга грязью во всех европейских газетах и на всех языках. Война стала неизбежна еще месяц назад как только Александр ответил Бони — за день до того, как вы покинули нас. Теперь посмотрим.

— Кто же победит?

Уичвуд пожал плечами.

— Не могу себе представить Бони побежденным. Как я слышал, русская армия не слишком-то проявила себя в прошлом году в Финляндии, несмотря на всю ее реорганизацию, а вместе с Бони на Москву двинулось пятьсот тысяч войска.

Полмиллиона бойцов! Самая большая армия, которую видел мир, с тех пор, как орды Ксеркса переправились через Геллеспонт.

— По крайней мере, — продолжал Уичвуд, — это займет Бони на все лето. На следующий год поглядим — может быть он потеряет столько людей, что его подданные не захотят его больше терпеть.