Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

— Пруссаки! — только и сказал он и невольно толкнул ногами бока лошади, ускоряя ее бег туда, где грохот пушек ясно давал понять, что пруссаки пытаются сдержать русский авангард. Штабная кавалькада уже оторвалась от главных сил и теперь продвигалась по разбитой дороге, по обе стороны которой темнел густой хвойный лес. За лесом вновь открылась безлюдная равнина с грядой невысоких холмов, по которых дорога вилась дальше. По обе стороны дороги стояли бригады русского авангарда, их батареи вели огонь, а на гребне ближнего холма виднелись колонны прусской пехоты — черные прямоугольники на фоне серого поля. Справа колонна русских в серых шинелях шла по целине, обходя позицию пруссаков с фланга, а между обеими линиями русские кавалеристы — казаки — скакали поодиночке и парами на своих маленьких лохматых лошадках; их длинные пики торчали вверх. Водянистое солнце, пробилось в этот момент среди тучи, словно для того, чтобы еще больше подчеркнуть всю мрачность этой картины. Подошедший генерал отдал честь Эссену, но Хорнблауэр не хотел прислушиваться к тому, что он говорит. Ему хотелось по-прежнему скакать вперед, к пруссакам, а поскольку кони всей группы следовали за его лошадью, Эссен, слушая рапорт генерала, вдруг обратил внимание, что и его жеребец норовит присоединиться к остальным. Губернатор вернулся к окружающей действительности только после того, как на обочину дороги неподалеку шлепнулось ядро, разбрызгивая во все стороны снег и грязь.

— Какого черта мы здесь делаем? — вопросил он, — нас же подстрелят в две минуты.

Хорнблауэр всматривался вперед: там где стояла прусская армия, блестели штыки и ветер развевал знамена — черные на фоне снега.

— Я хочу подъехать к пруссакам, — сказал он.

Залп стоящей вблизи батареи заглушил ответ Эссена, но смысл его слов был вполне понятен.

— Я еду, — упрямо повторил Хорнблауэр. Он огляделся вокруг и поймал взгляд Клаузевица, — вы едете со мной, полковник?

— Конечно же нет — Эссен опередил пруссака с ответом — ему нельзя попадать в плен.

Как перебежчик, сражающийся против своей страны, Клаузевиц, скорее всего, будет повешен как только попадет в руки пруссаков.

— И все-таки будет лучше, если он поедет, — деревянным голосом произнес Хорнблауэр.

Это было странное ощущение — пророческая ясность мысли в сочетании с болезненной слабостью.

— Я поеду с коммодором, — неожиданно сказал Клаузевиц, принимая, может быть, самое смелое решение в своей жизни. Возможно, его увлекло почти механическое безрассудство Хорнблауэра.

При виде безумия, которое вдруг овладело ими обоими, Эссен только пожал плечами.

— Ну, тогда езжайте, — проворчал он, — надеюсь, мы наберем в плен достаточно генералов, чтобы обменять их на вас.

Они двинулись вперед по дороге; Хорнблауэр слышал, как Эссен крикнул командиру батареи прекратить огонь. Он обернулся; Браун следовал за ними, почтительно приотстав на расстояние в пять корпусов лошади. Они проехали совсем близко от нескольких казаков на их странных лошадках и оказались среди прусских егерей, которые, укрываясь среди валунов и в складках местности, стреляли по козакам с большой дистанции. Ни один из них не выстрелил по ним и они продолжали свой путь. Прусский капитан, стоя у обочины дороги, отсалютовал им и Клаузевиц отдал честь в ответ. Сразу за цепью егерей стояла первая пехотная часть — прусский полк в батальонных колоннах поротно: две по одну сторону дороги и одна — по другую. Полковник со штабом стояли на дороге и с удивлением взирали на приближающуюся к ним троицу — британского морского офицера в синем с золотом мундире, Клаузевица в русской форме с рядом медалей на груди и британского моряка с тесаком и пистолетами за поясом. Когда они подъехали ближе, полковник громким и сухим голосом выкрикнул вопрос, а Клаузевиц ответил, натягивая поводья.

— Скажите им, что мы должны видеть генерала, — сказал Хорнблауэр Клаузевицу по-французски.