Анж Питу - Александр Дюма (1851)

Губы королевы сложились в горькую улыбку; нижняя – та самая, за которую так не любили австриячку, – надулась и выпятилась, словно налитая ядом ненависти и гнева.

– Нет, – ответила она, – никаких претензий к вашему прекрасному платью у меня нет. Я имею в виду лишь подкладку, только ее.

– Подкладку моей вышитой сорочки? Да объяснитесь же наконец.

– Будь по-вашему, объяснюсь. Король, который вызывает ненависть и смущение и собирается броситься в толпу из семисот тысяч парижан, опьяненных триумфом и революционными идеями, – такой король, разумеется, не средневековый рыцарь, однако должен тем не менее въехать сегодня в Париж одетым в добрую броню и шлем из миланской стали, и сделать это он обязан для того, дабы ни стрела, ни камень, ни кинжал не нашли дороги к его телу.

– В сущности, это верно, друг мой, – задумчиво проговорил Людовик, – но поскольку я не Карл Восьмой, не Франциск Первый и даже не Генрих Четвертый и поскольку у нынешней монархии под шелками и бархатом ничего нет, у меня тоже под шитым шелком камзолом ничего не будет. Более того: я поеду, если можно так выразиться, с мишенью на груди, в которую будет удобно целиться. На сердце у меня орденская звезда.

Из груди у королевы вырвался сдавленный стон.

– Государь, – сказала она, – мы начинаем понимать друг друга. Сейчас вы увидите, что ваша жена отнюдь не шутит.

Она кивнула г-же Кампан, стоявшей в глубине комнаты, и та вытащила из шкафа королевы какой-то широкий, плоский, продолговатый предмет, завернутый в шелк.

– Государь, – заявила королева, – сердце короля принадлежит в первую очередь Франции, это так, но я полагаю, что оно принадлежит и его жене, и детям. Лично я не хочу, чтобы это сердце было выставлено под вражеские пули. Поэтому я приняла свои меры для защиты от опасности моего супруга, короля и отца моих детей.

С этими словами она развернула кусок шелка, в котором оказалась кольчуга из тонких стальных колец, переплетенных с таким искусством, словно была сделана из арабской ткани – настолько переплетение нитей напоминало муар, мягкий и переливчатый.

– Что это? – осведомился король.

– Взгляните сами, ваше величество.

– По-моему, кольчуга.

– Вот именно, ваше величество.

– Кольчуга до самой шеи.

– Притом с маленьким воротником, как изволите видеть, который поддевается под ворот камзола или под галстук.

Король взял кольчугу и принялся с любопытством ее рассматривать.

Видя его благосклонное внимание, королева засияла от радости.

Ей показалось, что король с удовольствием перебирает колечки этой замечательной металлической сетки, струившейся у него в пальцах, словно шерстяное трико.

– Но это же превосходная сталь, – заметил он.

– Не правда ли, ваше величество?

– И чудесная работа.

– В самом деле?

– Интересно, где вам удалось ее добыть?

– Купила вчера вечером у одного человека, он уже давно мне ее предлагал на случай, если вам придется участвовать в кампании.

– Восхитительно! Восхитительно! – повторял король, с видом знатока рассматривая доспех.

– Она будет сидеть на вас, словно сшитая вашим портным, государь.

– Вы полагаете?

– Примерьте.

Не говоря ни слова, король принялся стаскивать фиолетовый камзол.

Дрожа от радости, королева помогла ему снять ордена, а г-жа Кампан довершила остальное.

Король тем временем снял шпагу. Если бы в этот миг кто-нибудь всмотрелся в лицо королевы, то увидел бы, что оно озарено победным светом высшего блаженства.

Король развязал галстук, и нежные ручки королевы подсунули под него стальной воротник.

Затем Мария Антуанетта сама застегнула крючки кольчуги: та сидела как влитая, под мышками не жала, а изнутри была выложена тонкими кожаными подушечками, чтобы сталь не царапала кожу.

Кольчуга была длиннее обычной и защищала все тело.