Анж Питу - Александр Дюма (1851)

В воскресенье в восемь утра Питу сидел и ломал голову, каким образом ему приукрасить себя, и тут произошел приятный сюрприз: вошел Делоруа и повесил на стул небесно-голубые кафтан и панталоны, а также длинный белый в красную полоску жилет.

Следом вошла белошвейка и положила на второй стул сорочку и галстук; ежели сорочка окажется впору, она сошьет полдюжины таких же.

Это был час сюрпризов: за белошвейкой явился шляпник. Он принес маленькую треуголку по самой последней моде, ладную и элегантную, одним словом, какую могли сделать только у г-на Корню, лучшего шляпника Виллер-Котре.

Затем было явление сапожника, положившего к ногам Питу пару сшитых специально для него башмаков с серебряными пряжками.

Питу был потрясен и не мог поверить, что все это великолепие предназначается ему. Даже в самых дерзких своих мечтах он не осмеливался возноситься до подобного гардероба. Слезы навернулись ему на глаза, и он только и смог пробормотать:

– Ах, мадемуазель Катрин, мадемуазель Катрин, я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.

Все было прекрасно, все было сшито словно в точности на Питу, кроме башмаков, которые оказались малы, вдвое меньше, чем нужно. Сапожник г-н Лодро снял мерку для них с ноги своего сына, который был на четыре года старше Питу.

Наш герой, узнав о таком своем превосходстве над Лодро-младшим, было возгордился, но эта вспышка гордости тут же погасла при мысли, что на танцы ему придется идти либо босиком, либо в старых башмаках, а это ни в коей мере не сочетается с его новым нарядом. Однако тревога его длилась недолго. Дело было улажено с помощью пары башмаков, заказанных для папаши Бийо и принесенных вместе с башмаками Питу. По счастью, у папаши Бийо и у Питу ноги оказались одинакового размера, что постарались скрыть от фермера из боязни, как бы он не оскорбился.

Пока Питу облачался в новый роскошный наряд, вошел парикмахер. Он разделил желтые волосы Питу на три части: средней и самой значительной предназначено было ниспадать в форме хвоста на воротник, а боковым – ниспадать вдоль висков, и это носило не слишком поэтическое название «собачьи уши», но что поделать, таково название.

А сейчас признаемся: когда Питу, причесанный, завитой, с хвостом и собачьими ушами, в голубом кафтане и голубых панталонах, бело-розовом жилете и сорочке с жабо подошел к зеркалу, то не узнал себя и оглянулся, желая увериться, не снизошел ли на землю Адонис[45] собственной персоной.

Но он был один. И тогда Питу улыбнулся, горделиво вздернул голову, сунул большие пальцы в карманы жилета и, приподнявшись на цыпочки, промолвил:

– Что ж, поглядим на этого господина де Шарни!

Надо признать, что в своем новом наряде Анж Питу был похож как две капли воды, нет, не на пастухов Вергилия, а на пастушков Ватто[46].

Питу вошел в кухню – и это был его триумф.

– Матушка, посмотрите, как хорош собой Питу! – воскликнула Катрин.

– Да его и не узнать, – заметила г-жа Бийо.

К сожалению, от общего впечатления девушка перешла к частностям. А ежели разбирать по частностям, то Питу оказался не так хорош, как в целом.

– Смешно, – сказала Катрин, – какие у вас огромные руки!

– Да, – согласился Питу, – руки у меня сильные.

– И большущие колени.

– Это означает, что я еще буду расти.

– Но мне кажется, господин Питу, что вы и так высокий.

– Все равно я еще буду расти, мне же только семнадцать с половиной.

– И у вас совсем нет икр.

– Да, правда. Но ничего, они тоже нарастут.

– Будем надеяться, – сказала Катрин. – Но все равно, вы очень хороши.

Питу отвесил поклон.

– О! – воскликнул фермер, войдя в кухню и оглядев Питу. – Эк ты славно выглядишь, парень! Очень бы мне хотелось, чтобы твоя тетя Анжелика увидела тебя.

– Мне тоже, – сказал Питу.

– Интересно, что бы она сказала?

– А ничего бы не сказала, разозлилась бы.