Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд (2012)

Его некомпетентность проявилась и в большинстве элементов снаряжения. Скотт ничему не учился, оставаясь приверженцем привычных вещей. Он по-прежнему не признавал ни мехов, ни анораков, используя такое же неэффективное обмундирование с отдельными капюшонами, от которого так настрадалась в свое время экспедиция «Дискавери». Его палатки без пришитого пола набрасывались на несуразный каркас и напоминали индейский вигвам, их было трудно устанавливать в штормовой ветер. А что касается способов передвижения, то Скотт не доверял ни пони, ни лыжам, ни собакам, ни мотосаням, по-настоящему веруя только в человеческие усилия.

В эти же дни произошел один из тех случаев, которые весьма наглядно иллюстрируют всю историю экспедиции. Скотт не смог отправиться 7 ноября в путь из-за южного ветра с метелью, навстречу которому, как он считал, двигаться невозможно. Ближе к полудню как ни в чем не бывало к ним в лагерь примчался на собаках Мирс, легко справившись с этим непобедимым ветром.

Мирса оставили на базе с каким-то несущественным заданием и приказом догнать партию позже, поскольку собаки, естественно, были самым быстрым транспортным средством в экспедиции. Ему и группе на мотосанях приказали присоединиться к Скотту в точке 80°30′, сразу за «Складом– одной тонны». А он оказался таким бесцеремонным, что догнал Скотта раньше срока! Скотт был раздражен, но, конечно же, не фактом неисполнения его приказа. В своей дневниковой записи он совершенно нелогично отметил, что Мирс «повел себя слишком беспечно, но приятно узнать, что собаки… могут двигаться навстречу такому ветру, как сейчас».

Мирс без видимых проблем продвигался вперед в тех условиях, которые останавливали Скотта. Конечно, его поступок был гораздо хуже, чем простое пренебрежение к приказу. Своим прибытием он подверг сомнению выводы и способности командира. Он доказал факт превосходства собак. Но Скотту не нравились неудобные факты, обычно он их просто игнорировал. Поэтому понятно, что он был весьма раздражен непрошеным появлением Мирса.

Зато этому несказанно радовался Оутс: Мирс был практически единственным человеком, с которым он мог поговорить серьезно.

Мы оба проклинали мотосани. Три автомобиля по тысяче фунтов каждый, 19 пони по 5 фунтов, 32 собаки по 30 шиллингов. Если Скотт не сможет дойти до полюса, он, черт возьми, этого заслуживает.

Тем временем в лагере продолжалась сумятица. Скотт явно встревожился. По словам Оутса, 18 ноября «он устроил разнос Боуэрсу… из-за груза», обвинив его в намеренной перегрузке своей лошади, якобы из-за того, что Боуэрс хотел поберечь свою. Конечно, Боуэрс отвечал за распределение веса и проверку запасов, но это был явно иррациональный выпад. Оутс тоже в тот день «перекинулся со Скоттом парой слов» и в очередной раз констатировал: «С этим человеком очень трудно иметь дело». Скотт впал в ярость из-за низкой скорости продвижения вперед и долго отказывался верить, что лошади оказались таким ненадежным средством, как ему и предрекали. Дневниковая запись Оутса по этому поводу кажется особенно язвительной: «Скотт наконец-то понял, насколько ущербны наши пони, и в результате ходит с лицом, похожим на поношенный башмак».

Однажды вечером в палатке Скотт заговорил о зимнем походе экспедиции «Дискавери». Как записал в своем дневнике Черри-Гаррард, «Скотт сказал, что они ошибались по поводу собак».

Это стало первым зафиксированным на бумаге признанием Скотта своей неправоты и того факта, что неудача могла произойти по его вине, а не по вине животных. Такое запоздалое признание, без сомнения, было связано с тем, что он не мог больше игнорировать важность умения управлять собаками. Скотт, по словам Черри-Гаррарда, начал «сильно сомневаться, что пони выполнят свою задачу, и, наверное, думает, что Амундсен с его собаками может справиться со своей гораздо лучше». Вид командира, не только сожалеющего о своих действиях, но и неспособного скрыть это, вряд ли может воодушевить подчиненных.