Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд (2012)

За сухими фактами, описанными в его дневниках, видна совсем иная история. В восприятии погоды многое значит субъективная оценка, и наряду с жалостью к самому себе со стороны Скотта необходимо учитывать привычку Амундсена к холодной недооценке ситуаций. Дело здесь не только в стиле записей: речь о фундаментальной разнице в подходах. Амундсен покорялся природе, принимая диктуемые ею жесткие правила игры. Он знал, что если сегодня идет снег, то завтра будет толстый наст, что после штормового ветра небо чистое, а буран – это время для отдыха.

Скотт, видимо, считал, что стихиями можно руководить в своих интересах, и неизменно удивлялся, когда ожидания не оправдывались. В этом проявлялось его фатальное высокомерие.

Разница между двумя соперниками видна даже в выборе тех моментов, когда они взывали к Богу: Скотт делал это, когда дела шли плохо, а Амундсен – чтобы поблагодарить за удачу. В любом случае Скотт был агностиком и верил в науку, Амундсен же поклонялся природе, поэтому умел спокойно принимать все ее капризы в виде метели или ветра. Норвежцы вообще были прекрасно настроены на волну окружавшей их природы, не ощущая той экзистенциальной тревоги, которая так мучила Скотта и благодаря ему лишала уверенности всю британскую экспедицию.

Итак, норвежская группа продолжала идти вперед. Через пять дней, включая и тот, когда они пережидали буран, Амундсен добрался до склада в точке 81° южной широты. Он уже прошел 140 миль – все время на лыжах. В каждых санях было по 400 килограммов (880 фунтов) груза, то есть в два раза больше, чем у Скотта. Средняя скорость движения группы Амундсена составляла три с половиной мили в час, Скотт за это же время преодолевал от полумили до двух миль. Но за этим скрывалось гораздо большее превосходство позиций Амундсена. Люди и пони Скотта брели по восемь с лишним часов, чтобы пройти десять-тринадцать миль в день. Амундсену на ежедневный этап длиной пятнадцать-двадцать миль требовалось пять-шесть часов с большим запасом, а в остальное время не оставалось ничего, кроме как отдыха: надо было хорошо есть и спать – особенно спать. Бьяаланд «предложил проходить 25 миль в день, но Амундсен ответил, что не стоит так рисковать из-за собак». Люди и собаки знали, что, выполнив определенный объем работы за день, к следующему утру они успеют как следует отдохнуть.

Скотт не мог так хорошо себя контролировать. Он испытывал непреодолимое желание похвастаться своей силой, которую никто не имел права поставить под сомнение, и довести всех спутников до изнеможения. Он не верил, что дневная работа сделана, пока не замечал физических страданий людей. Черри-Гаррард вспоминал в своих записях, как после девяти-десятичасового перехода Скотт говорил:

«Ладно, думаю, мы сможем пройти еще немного»… Это происходило как минимум за час до того момента, когда мы наконец-то останавливались и разбивали лагерь. В таких условиях и буран сочтешь благом! Скотт не мог ждать… не терпел ни малейшей задержки.

1 ноября, после однодневного отдыха, у склада на отметке 81° Амундсен высунул голову из палатки – снаружи он увидел только густой и липкий туман. Тем временем в двухстах милях позади него Скотт на мысе Эванс собирал свои силы для решающего выступления.

Амундсен об этом, конечно, не знал. Зато хорошо понимал, что для движения в своем темпе (это было единственным доводом в пользу разума) ему нужно поддерживать определенную скорость, равную примерно одному градусу широты за четыре дня.

Он измерял пройденное расстояние в градусах, а не в милях, чтобы результат их усилий и, соответственно, приближение к цели можно было представить на поверхности глобуса – еще одна маленькая уловка для укрепления морального духа партии[92].