Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд (2012)

По мере продвижения моральный климат в партии улучшался, в отличие от унылого настроя, царившего в группе Скотта, где люди постепенно все больше падали духом. Вполне вероятно, что одним из объяснений этого факта может быть идеологическая подоплека их действий.

Отправляясь из точки 82° южной широты, Амундсен вез с собой запас провизии на сто дней, ее должно было хватить до 6 февраля 1912 года. В соответствии с его графиком и с учетом достигнутой к этому моменту производительности он планировал вернуться во Фрамхейм к 31 января. Это означало, что даже в случае такой маловероятной ситуации, как неспособность найти все заложенные ранее промежуточные склады, он все равно смог бы добраться до полюса, вернуться во Фрамхейм, повернуть назад и проехать еще сто миль к югу, прежде чем закончатся продукты. Керосина вообще было в два-три раза больше, чем нужно. Кроме того, каждый четвертый день он закладывал на полноценный отдых и плохую погоду, готовя людей даже к тому, что на обратном пути им, возможно, придется самим тащить сани, начиная с 86° южной широты. Запас прочности у группы, судя по всему, был велик.

По сравнению с ним у Скотта не было нужного запаса продуктов и топлива, к тому же он совсем не учитывал вероятность плохой погоды. Простые цифры – явное тому свидетельство. У Амундсена на момент старта хранилось три тонны запасов на промежуточных складах, у Скотта – лишь одна. В партии Амундсена было пять человек, что означает 1300 фунтов провизии на каждого; Скотт вышел с партией, состоявшей из семнадцати человек, то есть имел по 124 фунта на каждого. У Амундсена было в десять раз больше продуктов и топлива на одного человека, чем у Скотта. Поэтому потеря Скоттом своего единственного склада имела бы фатальные последствия.

Пожалуй, это прекрасно объясняет, почему в британской группе теплилась надежда на победу в почти безнадежном предприятии, а в команде норвежцев ощущалась спокойная уверенность в себе.

Утром 7 ноября Амундсен дал команду покинуть последнюю знакомую им отметку 82° южной широты. Но началось все с того, что оплошали собаки. Пес Хасселя, Бьёрн, попал под сани, и они перевернулись. В последовавшей за этим кутерьме, как отметил в дневнике Бьяаланд,

Шип воспользовался возможностью и «обслужил» Люси, которая вследствие этого получила пулю в лоб и пополнила собой запасы на складе.

Существовало суровое правило: течка у суки во время движения приравнивалась к катастрофе, поскольку вызывала неразбериху в стае; собаки бежали плохо, что грозило бедой. Любая провокация в таких условиях каралась как тяжелейшее преступление. Точно так же – в виде запаса на складе – окончила свои дни всеми любимая Джала, которая забеременела и больше не могла тянуть упряжку в полную силу. Урануса застрелили за лень, pour encourager les autres[93]. Все они на обратном пути должны были стать пищей для своих товарищей.

Наконец хлысты разорвали тишину, собаки потянули, сани тронулись – и норвежцы взяли курс на неизвестность. «Вот теперь, – написал Амундсен, – начинается настоящее путешествие». В два часа дня он не забыл отметить: «Пересекли самую южную точку по широте, достигнутую ранее экспедицией “Дискавери”, – 82°17′». Лагерь для ночевки разбили, как и планировали, на отметке 82°20′.

Итак, Амундсен пересек границу мира, известного человечеству. На протяжении следующих 500 миль он был первопроходцем на каждом дюйме этого пути. При каждом своем шаге он становился исследователем – и гонщиком одновременно. Он принял двойной вызов: неизвестность плюс соперничество. И потому должен был не просто найти путь на полюс, а сделать это быстро. Счет мог идти на дни, на часы. На нем лежала двойная ответственность – первопроходца и бегуна на длинную дистанцию. В истории исследований эта задача была действительно уникальной.