Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд (2012)

приготовился к элегантному повороту «телемарк» и отлично его исполнил. К чему готовился я сам, до сих пор не знаю, но блестяще исполнил полет вверх тормашками… Удивительно быстро встав на ноги, я заскользил– к Бьяаланду. Понятия не имею, видел ли он мое падение. Однако я собрался с силами после своего неудачного выступления, [и] он, несомненно, поверил, что я справился с «телемарком» (ну, или был настолько тактичен, что сделал вид, будто поверил).

Под конец они взобрались на камень, который Амундсен немедленно назвал «скалой Бетти» в честь своей старой няни и домоправительницы, ожидавшей его возвращения в Бунден-фьорде.

Экскурсия оказалась довольно утомительной: собаки тянули людей почти всю дорогу от Фрамхейма, и потому лыжники немного потеряли форму.

В тот вечер в палатке вспомнили хорошо известное норвежское стихотворение:

Желал бы я знать, что увижу однажды с вершины далеких гор…

Кто-то продолжил: «Повсюду лишь снег, сколько видит взор».

«Получилось очень складно и буднично, – вспоминал Амундсен, – и вызвало настоящий взрыв смеха».

На следующий день, 18-го, Бьяаланд лаконично написал, что «наконец начался этот ужасный подъем». Вместе с тем он вынужден был признать, что «покрытый снегом склон, по которому мы двигались, – весьма гладкий и ровный». И еще крутой. На самых сложных участках в сани впрягали по две упряжки сразу, то есть в два раза больше собак, и Амундсен благодарно отмечал в дневнике, что «хаски сегодня превзошли все мои ожидания». Они перевезли полуторатонный груз на расстояние в десять миль, поднявшись на 1500 футов вверх. Погода оставалась, по словам Амундсена, «просто летней», и этим вечером у них было «самое красивое в мире место для лагеря» с видом на Барьер, казавшийся огненным щитом в лучах заходящего солнца и эффектно окруженный амфитеатром обледеневших гор.

К сожалению, этот горный амфитеатр закрывал от них дальнейшую дорогу. Поэтому пока Амундсен с Хасселем кормили собак и готовили ужин, остальные на лыжах отправились проводить рекогносцировку. Скоро они вернулись – Бьяаланд беспечно, словно с давно знакомого трамплина, слетел вниз – и сообщили, что нашли проход, по которому можно беспрепятственно выйти к вершине.

При условии [глубокомысленно заметил Бьяаланд], что за этими горами [мы не увидим] никаких досадных препятствий вроде параллельной горной гряды!.. [Хелмер] Ханссен сказал, что, по его мнению, мы сможем выйти на плато через три дня. Отлично, если так.

Следующий день начался хорошо, собаки преодолели подъем без объединения упряжек. С другой стороны начинался спуск длиной примерно в 800 футов, такой крутой, что сани приходилось тормозить, обвязывая полозья веревками, чтобы контролировать их движение. Потом на их пути оказался небольшой ледник, весь в расщелинах, правда, засыпанных снегом, потом еще один подъем наверх, в этот раз такой крутой, что, по словам Амундсена, им пришлось поднимать сани по очереди, «впрягая всех [42] собак в сцепленные по двое сани – и то им было очень тяжело».

Распластавшись на снегу, царапая его когтями и тяжело дыша, собаки упорно карабкались вверх. Им не требовался хлыст, хватало и того, что сзади люди помогали им, подталкивая сани, а впереди, опираясь на палки, по склону взбирался Бьяаланд с обманчивой легкостью чемпиона лыжных гонок по пересеченной местности.

Наверху их ждал еще один перевал, спуск с которого, как отметил Бьяаланд, был «более жестким, так что собаки и сани сталкивались друг с другом. Сломана дуга моих саней и задний борт саней Хасселя».

Казалось, что худшее позади, поскольку рельеф местности в поле зрения был ровным. Теперь они свернули немного к западу, в сторону большой горы минимум в 12 тысяч футов высотой, которую Амундсен вначале назвал «Хааконшаллен» из-за ее сходства с этим норвежским замком, но позднее переименовал в гору Дона Педро Кристоферсена, воздав должное своему меценату.