Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Потом одно за другим стали приходить неприятные известия, и вся поступающая информация свидетельствовала об одном. Командование группы армий Б предупреждало Паулюса и Шмидта, что южному крылу 6-й армии теперь угрожают с обеих сторон. Пришло донесение, что крупная танковая группировка противника (это была часть 4-го танкового корпуса Кравченко) замечена меньше чем в 30 километрах к западу от командного пункта армии. Есть угроза выхода русских к Волго-Донской железной дороге, и в этом случае они, кроме всего прочего, получат возможность контролировать бо́льшую часть мостов на этом жизненно важном для обеспечения войск всем необходимым участке. Ситуацию усугубляло и то, что многие ремонтные базы и склады 6-й армии оказались не защищены. Паулюс и Шмидт наконец поняли, что целью противника является полное окружение их войск. Диагональные удары Красной армии, с северо-запада и юго-востока, нацелены на Калач и должны будут сойтись там.

Катастрофически неэффективная реакция германской армии на начало операции «Уран» была обусловлена не только убеждением Гитлера в том, что у русских больше не осталось резервов, но и высокомерной самоуверенностью многих немецких генералов. «Паулюс и Шмидт ждали контрнаступления, – писал впоследствии один из офицеров штаба 6-й армии, – но не такого широкомасштабного. Впервые русские применяли танки так, как это делали мы».[608] Даже Рихтгофен, по сути, признал это, сказав, что наступление противника оказалось для него «поразительно успешным ударом».[609] Фельдмаршал фон Манштейн, в свою очередь, говорил (правда, это произошло много лет спустя), что командование 6-й армии отнеслось к опасности недопустимо пренебрежительно и долго не реагировало на нее, проглядев очевидную угрозу Калачу, куда изначально и были нацелены оба прорыва.

Вскоре после полудня почти весь штаб 6-й армии перебрался на железнодорожную станцию Гумрак в 12 километрах от Сталинграда, чтобы быть ближе к своим главным силам. Тем временем Паулюс и Шмидт на двух легких самолетах «физелер-шторх» вылетели в Нижнечирскую, где на следующий день встретились с генералом Готом. В оставшейся позади Голубинской в морозный воздух поднимались столбы дыма. Это пылали склады, а также несколько неисправных разведывательных самолетов на расположенном поблизости полевом аэродроме. Таким образом, Паулюс и Шмидт не получили директиву фюрера, переданную в 15:25 из штаба группы армий Б. Она начиналась словами: «6-й армии стоять твердо, несмотря на угрозу временного окружения».[610]

Между тем уже к вечеру 21 ноября у немцев не осталось никакой надежды удержать позиции. Части 16-й танковой дивизии задерживались, и между 11-м армейским корпусом Штрекера и другими разрозненными соединениями, пытающимися организовать новую линию обороны, образовалась брешь. Этим не замедлили воспользоваться 3-й гвардейский кавалерийский и 4-й механизированный корпуса. При нарастающей угрозе с севера и северо-востока дивизиям Штрекера не оставалось ничего другого, кроме как начать отступление к Дону. Стало очевидно, что плохо продуманный план направить танковые части 6-й армии на запад явился опасным распылением сил.

Калач-на-Дону, главная цель трех советских танковых корпусов, был одним из самых уязвимых мест немецкой обороны. Она здесь вообще отсутствовала как таковая, имелись лишь разрозненные вспомогательные части, в основном обслуживающие и ремонтные, а также небольшое подразделение полевой жандармерии и зенитная батарея люфтваффе.