Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Отход немецких частей через Дон – назад, к Сталинграду, в противоположную сторону от основных сил вермахта, был во многих отношениях даже хуже отступления под Москвой в декабре 1941-го. Ветер гнал по степи сухой снег, мелкий и жесткий, швыряя его в лица солдатам, как те ни поднимали воротники шинелей. Несмотря на горькие уроки предыдущего года, у многих солдат и этой зимой не было соответствующего обмундирования. На большинстве румынских солдат вообще ничего не было, кроме коричневых мундиров… На обочинах дорог валялись брошенные каски – они не могли защитить от холода. Теплые шапки из овчины были у немногих счастливчиков, в основном офицеров. Искореженные и обгоревшие машины сталкивали в кюветы. Разорванные стволы зенитных пушек напоминали лепестки каких-то жутких, фантасмагорических цветов. Ближе к мосту через Дон сгрудились грузовики, штабные машины, посыльные на мотоциклах, безуспешно пытающиеся проехать вперед, крестьянские подводы и артиллерийские орудия, впряженные в выдохшихся и полуголодных лошадей. Время от времени по всему этому затору прокатывали волны паники: «Русские танки!» Дейстительно, 16-й танковый корпус нанес удар по позициям 76-й пехотной дивизии в направлении Вертячего, угрожая отрезать немецкие части, остававшиеся к западу от Дона.

На подступах к мосту в Акимовске можно было увидеть отвратительные сцены: солдаты кричали, толкались и даже дрались друг с другом, стремясь побыстрее перебраться на левый берег. Слабых и раненых затаптывали насмерть. Офицеры угрожали друг другу оружием в споре, чья часть пойдет первой. Солдатам подразделения полевой жандармерии, вооруженным автоматами, не удавалось навести хоть какой-нибудь порядок. Некоторые военнослужащие вермахта, желая избежать толчеи, пытались перейти Дон по льду. У берегов он был прочным, но в середине реки встречались полыньи. Те, кто проваливался под лед, были обречены. Никто даже не думал помогать тонущим. На ум невольно приходило сравнение с переправой остатков Великой армии Наполеона через Березину…

Наконец одному офицеру, такому же небритому, как и окружающие его солдаты, удалось навести некое подобие порядка. Он собрал отбившихся от своих частей пехотинцев в группы прикрытия. Потом к ним присоединилось несколько орудийных расчетов и кое-какая бронетехника. Они заняли позиции и приготовились отразить нападение советских танков и кавалерии, которые в любую минуту могли появиться из ледяного тумана.

На левом берегу Дона все деревни заполонили немецкие солдаты, отставшие от своих частей. Все они искали еду и кров – нужно было укрыться от жуткого холода. Измученные и тоже голодные румыны, отступавшие уже больше недели, не могли рассчитывать на сочувствие со стороны своих союзников. Один немецкий офицер впоследствии писал, что они вынудили румын устроить свой лагерь в открытом поле.[622] Отступая, солдаты натыкались на склады, и это лишь усиливало хаос. Впоследствии о беспорядках в Песковатке свидетельствовали многие. Особенно безобразно вели себя зенитчики люфтваффе.[623] Были сведения о взорванных и подожженных ими домах, уничтоженной технике. Все склады, обнаруженные отступающими, были разграблены. Солдаты до отказа набивали ранцы консервными банками. Консервных ножей у них не было, поэтому банки вскрывали штыками, в нетерпении нередко не зная, что в них. Если это оказывался кофе в зернах, их высыпали в котелок и чем-нибудь дробили. Когда замерзающие, не получившие зимнего обмундирования солдаты видели, что интенданты сжигают новые вещи, они бросались вытаскивать их из огня и тут же надевали на себя. И служащие полевой почты жгли письма и посылки, хотя во многих из них были гостинцы, присланные из дома.