Сталинград - Энтони Бивор (1998)

Тем временем в самом Сталинграде 62-я армия оказалась в странном положении. Ставшая частью кольца окружения 6-й армии, она по-прежнему была отрезана от левого берега Волги. В частях остро не хватало боеприпасов и продовольствия. Раненых не могли эвакуировать в госпитали. По каждому судну, дерзнувшему пересечь коварное ледяное поле, тут же открывала огонь немецкая артиллерия. Однако после того как атакующие сами стали осажденными, атмосфера изменилась. Бойцы 62-й армии понимали, что наступил переломный момент, хотя пока поверить в это было трудно. Солдаты, страдавшие не только от голода, но и от отсутствия табака, пели песни, чтобы выгнать из головы настойчивые мысли о самокрутке. Немцы молча слушали их в своих блиндажах. Они больше не выкрикивали оскорбления.

Впрочем, триумф «Урана» омрачился провалом операции «Марс» на Ржевском выступе. Немецкая 9-я армия оказалась в гораздо более выгодном положении, чем 6-я армия под Сталинградом, и отреагировать смогла быстро и жестко. Крупное поражение замалчивалось на протяжении 56 лет, и лишь недавно было признано, что Красная армия потеряла больше 70 300 человек убитыми и 145 300 ранеными.[639]

Глава 16

Одержимость Гитлера

Непростая задача доложить фюреру о крупном советском наступлении 19 ноября выпала начальнику штаба сухопутных войск генералу Цейтцлеру, который оставался в Восточной Пруссии. Гитлер находился в своем поместье Бергхоф над Берхтесгаденом. Именно здесь в августе 1939 года он получил известие о согласии Сталина на заключение советско-германского Пакта о ненападении. Тогда фюрер торжествующе стукнул кулаком по обеденному столу, напугав присутствующих дам. «Они у меня в руках! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Они у меня в руках!»[640] На этот же раз Гитлер был в бешенстве. Еще более яростной стала его реакция в тот же день на безуспешную контратаку 48-го танкового корпуса.

В боевом журнале оперативного командования вермахта есть очевидно лицемерное упоминание о тревожных сообщениях относительно русского наступления, которое фюрер давно уже ожидает.[641] После его неумелого вмешательства в руководство войсками, что привело к краху обороны румынских войск, Гитлеру потребовался козел отпущения. По приказу фюрера был арестован генерал Хейм.

Гитлер понимал, хотя и не признавался в этом, что под угрозой оказались все германские войска на юге России. На второй день советского наступления он вызвал из-под Витебска фельдмаршала фон Манштейна и приказал ему возглавить только что сформированную группу армий «Дон». В германской армии Манштейн являлся самым уважаемым стратегом, к тому же в его активе был успешный опыт взаимодействия с румынскими войсками в Крыму.

Пока фюрер находился в своем поместье, верховное командование вермахта бездействовало. 21 ноября, в тот самый день, когда Паулюс и Шмидт из-за угрозы прорыва советских танков вынуждены были покинуть свой штаб в Голубинской, старший адъютант Гитлера генерал Шмундт был занят «внесением изменений в форму офицеров вермахта».[642]

Приказ фюрера 6-й армии стоять на своих позициях, несмотря на угрозу «временного окружения»,[643] догнал Паулюса только в Нижнечирской. Командующему армией предписывалось принять под свое начало все войска Гота, расположенные южнее Сталинграда, а также остатки румынского 6-го армейского корпуса. Ключевым моментом приказа можно считать директиву «держать железнодорожные линии как можно дольше. Ждать дальнейших распоряжений насчет снабжения по воздуху».[644] Паулюс, не успевший еще в полной мере оценить сложившуюся ситуацию, подчинился этому приказу неохотно. По его мнению, разумнее было отступить от Волги и воссоединиться с главными силами группы армий Б.