Ваша до рассвета - Медейрос Тереза

– Определенно, нет! Только глупые девчонки, чьи пустые головы заполнены романтическими бреднями, тоскуют по такому вниманию.

– А по чему тоскуете вы… Саманта? – И прежде, чем она смогла упрекнуть его за то, что он назвал ее по имени, его теплая ладонь легла на изгиб ее щеки. – Нет ли чего–то такого, что вы хотите так сильно, что вам становится больно? – Его большой палец задел ее пухлые губы, губы, которые до боли хотели его поцелуя.

– Вы, – беспомощно прошептала она, обнимая его рукой за шею и опуская его рот к своему.

Несмотря на привкус сажи и слез, это был самый сладкий поцелуй, который когда–либо знала Саманта. Габриэль перестал сдерживаться. Он обнял ее, его язык захватил ее рот, зажигая еще более ненасытный огонь, чем тот, которого они только что избежали. Ради того, чтобы почувствовать на вкус его пламя, Саманта охотно рискнула бы даже сгореть дотла.

Он положил ее на постель из листьев и отстранился, словно тень из сна. Она закрыла глаза, слишком желая, чтобы он присоединился к ней в темноте.

Оторвавшись от ее рта, он поцеловал ее и провел носом по чувствительной коже горла, глубоко вдыхая ее запах, как будто она пахла самыми сильнодействующими духами в мире, а не дымом и лимоном.

– Не могу поверить, что я едва не потерял вас, – хрипло произнес он, касаясь губами пульсирующей жилки на ее горле.

Она вцепилась в его широкие плечи, отдаваясь волнам восхитительного океана ощущений.

– Я думаю, что Беквит должен нанять вам другую медсестру. Вероятно, он даже смог бы убедить вдову Хоукинс вернуться и ухаживать за вами.

Она почувствовала, как Габриэль вздрогнул, но не знала, от смеха или ужаса.

– Прикуси язык, женщина. – Он поднял голову, в его глазах сверкнули дьявольские искорки. – Или лучше, позвольте мне сделать это.

Когда его рот снова склонился к ней, Саманта смело разрешила ему делать все, что он хочет. Он брал с ее губ сладострастные поцелуи один за другим, пока она не потеряла дыхание от желания, а его собственное дыхание не стало тяжелым и частым. Она едва понимала, что его бедра стали двигаться в танце гораздо более провоцирующем, чем тот, что у них был в бальном зале.

Но она не могла не обращать внимания на волны удовольствия, которые стали проходить по нижней части ее тела. Она попыталась втянуть ртом воздух, не разрывая поцелуя, когда он потерся ноющей выпуклостью между ее ног. Было шокирующим и волнующим ощущением, наконец, ощутить ту часть его тела, которая ранее так четко вырисовывалась из–под его бриджей, и точно знать, что он собирается с ней делать.

Ее колени раздвинулись под юбкой. Его рука накрыла ее там, стремясь прикоснуться через толстые слои шерсти и льна.

Саманта стонала и извивалась под его грубоватыми ласками, ошеломленная тем, какой стала бесстыдной, и как она словно горит в огне, когда его нежные пальцы касаются ее обнаженной плоти. Когда он убрал руку, ей захотелось плакать от разочарования. Но потом она почувствовала, как что–то скользнуло ей под юбку. Его пальцы заскользили по ее шерстяным чулкам, прошлись мимо подвязки и направились к шелковистой поверхности внутренней части ее бедра с такой нежной настойчивостью, что она не могла сопротивляться.

Ощутив, что кончики его пальцев коснулись завитков у нее между ног, Саманта спрятала лицо у него на груди, захваченная внезапным и невыносимым смущением.

Его прикосновение больше не было грубоватым, оно было изыскано нежным. Его пальцы касались ее возбужденной плоти, словно языки пламени, растворяя ее опасения и страхи в горячем приливе нектара.

Габриэль застонал.

– Я знал, что если бы смог забраться под ваши скромнейшие юбки, то смог бы доказать, что вы не сделаны изо льда. Тайте, мой ангел, – прошептал он, дразня ее ухо языком и глубоко погружая длинный палец в ее медовую мякоть.