Восторг, моя Флоренция! - Джесси Чеффи (2017)

– Сейчас это не имеет никакого значения. Тебе надо собой заняться, – произнесла сестра. С тех пор как наши родители разошлись, отец полностью исчез в своей новой семье, а наша непреклонная и непоколебимая мать с головой ушла в работу, сестра всегда была человеком, который решал вопросы и склеивал разваливающееся. Мать не обладала качествами, которые были у сестры. Жизненным девизом и единственным советом, который мне могла бы дать мать, был бы короткий призыв: «Соберись!» Кейт, в отличие от матери, не только умела хорошо выживать в любых ситуациях, но и латать и склеивать то, что было разбито.

– Ты можешь у меня жить. Откажись от своей квартиры.

– Я ее пересдам другим людям. – Мне очень хотелось показать сестре, что я в состоянии справиться с житейскими сложностями. – У меня есть план.

– План?

– Я собираюсь на некоторое время уехать из Бостона.

– Боже ты мой, Ханна! Ты прости меня, но ситуация слишком серьезная. Тебе нужна помощь специалистов, а не отпуск. – Она немного помолчала и потом спросила: – Когда все это началось?

Я замерла. Я понимала, что сестра хочет вернуться к нашему разговору позже, когда мы будем ужинать. Во время трапезы я чуть не расплакалась и призналась ей в том, о чем она уже и сама догадалась. Я вела себя как ребенок.

– Все это из-за Джулиана, верно? Он казался мне вполне приличным парнем, но я все равно не могу понять, почему…

– Перестань искать виноватых.

Джулиан действительно был приличным и милым. Потом в течение нескольких месяцев он переживал, а потом у него, точно так же как и у Кейт, начали возникать подозрения. И вот сейчас он исчез из моей жизни, а боль осталась. Но эта боль была во мне задолго до его появления в моей жизни. Она всегда воспалялась, словно боль в старой ране перед дождем.

– Я одна, и я прекрасно справляюсь, – ответила я, повернувшись к ней лицом. – Что еще ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты была такой, какой была раньше. Собой, – произнесла Кейт тоном, которым говорила со мной этим утром по телефону. Тем же тоном, которым говорила со мной, когда я три дня, не вылезая, провела в кровати. Тем тоном, которым она могла бы разбить мне сердце, если бы я это позволила.

– Да я точно такая же, какой была раньше, – огрызнулась я. – Не надо мне ни в чем помогать. – Мне надо было остановиться, но я очень, очень рассердилась. – Может быть, ты сама мне мешаешь. Ты думаешь, я не замечаю, что ты за мной постоянно следишь? Ты все время на меня смотришь. Я тебе не эксперимент какой-нибудь.

Она опустила голову.

– Я знаю, что ты делаешь, – продолжала я. – И это совершенно не помогает. Пожалуйста, оставь меня в покое. Ты, честное слово, мне совсем не помогаешь.

Она приложила ладонь к моему лицу, но я продолжала говорить ей резкие слова до тех пор, пока сестра не прошептала: «Так где же ты все-таки поскользнулась?» – и начала плакать. Я продолжала говорить колкости, пока Кейт не ушла в свою спальню, заперла за собой дверь и начала говорить по телефону. Я продолжала стоять у окна. Темнело, и люди медленными и размеренными шагами начали уходить из парка через несколько выходов в ограде.

«Она просто не представляет, кем я могу стать», – подумала я тогда. Я смотрела на такой организованный мир внизу и думала о том, что может быть возможным и чего можно достигнуть. Главное – уехать куда-нибудь подальше от любопытных глаз. От тех, кто за мной наблюдает.

Я следовала по указателям, прошла на территорию внутри древних городских стен и оказалась в историческом центре Сиены. Еще было достаточно рано: служба в церквях уже закончилась, но магазины еще не открылись. Открыты были лишь некоторые кофе-бары, в которых с чашечками эспрессо, поглядывая на экран небольшого телевизора, сидели буквально один-два человека. По телевизору, как обычно, показывали футбол.