Горящий берег - Уилбур Смит (1985)

«Богохульство!» Она явственно услышала голос Анны и поспешно завершила молитву.

— О Господи, пожалуйста, дай мне сил справиться с любыми испытаниями, что Ты приготовил мне на грядущие дни, и, если будет воля Твоя, дай мне мудрость понять Твой промысел и почему Ты обрушил на меня кучу несчастий и бед.

Это был весь протест, на который рискнула отважиться Сантэн. Пытаясь решить, как подобает завершить молитву, она заснула.

Когда она проснулась, от костра остались одни уголья, и она не сразу сообразила, где она и что ее разбудило. Потом на нее стремительно обрушились воспоминания о том, что произошло, и она услышала у самого входа в убежище шум — там было какое-то крупное животное.

Зверь как будто кормился.

Сантэн поспешно положила на угли куски дерева и раздула огонь. На краю светового пятна она увидела силуэт гиены и поняла, что пакет с жареным тюленьим мясом, которое она накануне вечером так тщательно обернула в ткань, исчез со скалы у костра.

Всхлипывая от гнева и досады, она схватила горящую ветку и запустила в гиену.

— Ворюга! — закричала она. Гиена с визгом убежала в темноту.

* * *

В утреннем солнце на камнях под ней нежилась колония тюленей. Сантэн почувствовала предвестников голода и жажды, которые принесет день.

Вооружившись двумя камнями величиной с кулак и деревянной дубинкой, она осторожно поползла по расщелине между камнями, стараясь поближе подобраться к колонии.

Однако не успела она одолеть и половину расстояния, тюлени с криками бежали и не показывались из воды, пока она оставалась на виду.

Раздраженная и голодная, она вернулась в убежище.

На песке у потухшего костра виднелись пятна застывшего тюленьего жира. Вытащив из холодного пепелища головешку, Сантэн растерла уголек в пыль, смешала на ладони с жиром и стала осторожно мазать нос и щеки черной смесью там, где ничем не защищенная кожа сгорела вчера на солнце.

Потом она осмотрела убежище. Все ее имущество — нож и кусок кремня, деревянная дубинка и капюшон из брезента, — было у нее с собой, но ей очень не хотелось покидать убежище. На несколько часов оно стало ее домом.

Ей пришлось заставить себя повернуться, спуститься на пляж и снова двинуться на юг, в зловеще нескончаемую прибрежную пустыню.

В эту ночь ни пещеры, ни груды плавника на скалистом берегу не было. Ни еды, ни питья. Сантэн завернулась в брезент и легла на твердый песок под дюнами.

Всю ночь холодный ветер заметал ее мелкими песчинками, и наутро Сантэн вся была покрыта сверкающими сахарными крупинками. Песок засел в ресницах, забился в просоленные волосы. От холода, ушибов и невероятного перенапряжения мышц тело затекло так, что сначала она заковыляла по берегу, как старуха, опираясь на палку. Немного согревшись ходьбой, Сантэн почувствовала, что двигаться стало легче, но знала, что слабеет с каждым шагом. Солнце поднималось все выше, жажда начала сжигать нутро, и девушка стиснула зубы, не в состоянии даже крикнуть. Губы распухли и потрескались, опухший шероховатый язык вязкая слюна прилепила к гортани, и он не ворочался.

Она склонилась над набежавшей волной, окунув лицо; потом смочила в воде свою брезентовую накидку и свою скудную одежду, едва удерживаясь от искушения испить чистой и прохладной морской влаги.

Но облегчение было временным. Когда морская вода на коже высохла, кристаллы соли начали жечь опаленные солнцем места, потрескавшиеся сухие губы горели, кожа натянулась так, словно вот-вот порвется, точно пергамент, а жажда стала одержимостью.

В середине дня на влажном песке впереди она увидела несколько черных движущихся фигур и с надеждой заслонила от солнца глаза. Однако фигуры превратились в четырех крупных морских чаек, с белоснежной грудью и черными спинами; грозно щелкая длинными желтыми клювами, птицы с криками дрались за кусок чего-то прибитого к берегу.