Хаос на пороге (сборник) - Антология (2014)

– Ты до сих пор живешь с этой чокнутой? – спрашивает Эйден. Наконец-то он на секунду заговорил о чем-то, кроме проекта. Правда, Фара Карими – не менее взрывоопасная тема.

– Ничего она не чокнутая, – вымученно улыбается Бет. – Немного ошалела от сидения взаперти, но сейчас все такие.

Эйден качает головой и встает, чтобы заказать очередной коктейль, едва не опрокидывая барный стул. На экране мигает новое сообщение от Фары.

«У тебя есть песок?»

«Что ты затеяла?»

«Работаю». И через секунду: «Сахар в шкафчике над микроволновкой?»

«Да».

«Не могу достать. Ты где?»

Эйден увлеченно беседует с барменом, жестикулируя в сторону телевизора, подвешенного поверх полок с неоновыми бутылками. Идет трансляция баскетбольного матча, но голубая бегущая строка внизу экрана передает сообщения от Министерства природных ресурсов. У этого мира появился срок годности, как у пакета молока – такой же нелогичный и неотвратимый.

Бет смотрит на телефон. Снова Фара: «Мне нужен песок или сахар. И аквариумы. Много. Где ближайший зоомагазин?»

«Я сейчас приду».

Вторая спичка

Стадия сбора данных для проекта «Погружение» давно позади, но Бет до сих пор ловит себя на привычке читать сенсационные новости или наблюдать за игрой флуоресцентного света на выпуклых цифрах кредитки. Гладя полированную обшивку барной стойки, она автоматически представляет, какой участок мозга активизируется в зависимости от силы нажима. За годы практики она научилась безошибочно отличать на ощупь ламинат от гипсокартона, гранит от известняка, кожу от бумаги. Бет не спутает цокот своих каблуков о плитку на пороге бара со стуком Фариных костылей на лестничной площадке. Некоторые ощущения нельзя запрограммировать. Например, восприятие цвета – но она привыкла видеть черно-белые сны. Собственно, все их видят, но не все признаются. С запахами тоже непросто. Даже в программе Бет с трудом может вызвать в памяти какой-нибудь запах, кроме смога и двуокиси серы – как от зажженной спички.

Надев респиратор, она быстро проходит через дорогу к закрытой автобусной остановке. Плотный, почти осязаемый в июньских сумерках воздух окутывает рестораны, пекарни, мебельные магазины и бутики темно-серой мглой. Фильтр на остановке хрипит и сипит, как астматик. Вскоре борьба с загрязнением станет бесполезной: кислорода все равно не хватит для дыхания.

Подъезжает автобус, и Бет торопливо поднимается по ступенькам в салон. Даже от небольшого усилия начинается одышка. Автобус, как обычно, полупустой, и она без труда находит место у окна. Правда, смотреть не на что. Сейчас конец июня, но на лето совсем не похоже. Бет вспоминает золотистое прозрачное мерцание летних сумерек, когда от свежести и простора захватывает дух, а уличный шум и раскаты грома приводят тело в трепет. Теперь нет ни неясной дрожи, ни смутного предвкушения.

Без приступа агорафобии лето – не лето.

Третья спичка

Бет возвращается домой. При виде Фары, свернувшейся клубочком на кушетке в уголке гостиной, у нее почему-то щемит сердце. Фара осунулась и выглядит почти прозрачной; густые волосы перетянуты резинкой, на круглом лице ни капли макияжа. Три месяца назад, заселяясь во вторую комнату, она предупредила Бет, что во время работы над проектом ничего не ест – только пьет. На кухонной стойке киснет молоко в незакрытом пакете, старая раковина забита кофейной гущей. Бет долго мирилась с ее задвигами, но в последнее время терпение иссякает.

Дверь в глубине узкой кухни приоткрыта; в кладовке все перевернуто вверх дном. Костыли стоят у кашляющего кондиционера, кое-как загерметизированного изолентой. На гладильной доске в беспорядке валяются книги, образуя причудливую геометрическую фигуру. Труды по архитектуре, ландшафтному дизайну и дизайну интерьера. Учебники нейробиологии и монографии об альтернативной реальности.