– Взрослый мужик, – выдавил Тойво сквозь отрыжку, – может недопить, но не перепить.

Арнольд, сидевший от Джорджа по правую руку, расхохотался. Арнольд – когда Джордж был еще пацаном, он звал его «мистер Экола» – начал ездить сюда намного раньше любого из них; в свое время он делил этот охотничий домик со своими приятелями по школе. Теперь традицию унаследовал его сын Берни. Друзья Арнольда уже поумирали. Рак, сердце, просто возраст… да чуть ли не весь ассортимент костлявой. Джордж, и сам-то уже не первой молодости, с каждым днем все четче осознавал, что-то же самое ждет Джейко, Тойво, Берни и его самого. Наступит очередная зима, и последний из них будет чувствовать себя, как сейчас Арнольд.

– Похоже, Тойво, до взрослого-то те еще расти и расти, – заметил тот. – А теперь помолчи минутку, не мешай мне собрать деньги с этих наглецов. Что я, не разберу, когда мой сын блефует?

– Да пошел ты, батя, – откликнулся Берни.

Тойво закрыл лицо руками:

– Боженька, как хреново-то… Мне, кажись, в больничку надо.

Джордж опустил карты:

– Ну конечно, Тойво. Только грунтовку напрочь занесло, на пикапе тебе не проехать. Блин, да и трассу М-26 наверняка замело, так что бери-ка ты снегоход и дуй прямиком в Лейк-Линден. Часа за полтора как раз доедешь.

– Только одеться не забудь, – посоветовал Арнольд. – Снаружи минус двадцать или вроде того.

– Минус двадцать, как же, блин, – хмыкнул Джейко. – С таким ветром все равно что тридцать.

– Да там и без ветра все тридцать, – успокоил его Берни. – И снега на обочинах метра с полтора. Слушай, Тойво – если ты слетишь с тропы, застрянешь и замерзнешь, могу я забрать твой «винчестер»? Он мне всегда нравился.

Тойво ошеломленно переводил взгляд с одного на другого.

– Козлы вы все, – наконец сообщил он, сунул голову в ведро, и его снова стошнило.

Джордж решил, что его три короля стоят того, чтобы проверить Джейко. Узловатые старческие пальцы Арнольда держали карты совсем близко у лица, казалось, кустистые брови вот-вот коснутся выцветших рубашек. На охоте Арнольд надевал очки, только если они действительно брали в руки ружья, иными словами – почти никогда. Сейчас очки Арнольда – в оправе значительно тоньше, чем у Джейко – лежали сложенными рядом с его банкой «Пабста».

Все это – покер, охотники, пиво, домик, пронизывающий холод, Тойво, перебравший, как он это делал год за годом, – было частью старинной традиции. Если считать вместе с Арнольдом, они приезжали в этот домик на Верхнем Полуострове штата Мичиган – местные сокращают название Upper Pennunsula до U.P., «Ю-Пи», или даже просто Юп, – каждый ноябрь уже сорок с лишним лет подряд. Если кто-то из остальных не заезжал в Милуоки, что случалось не слишком часто, эти две недели были единственным временем в году, когда Джордж видел своих друзей детства и единственного человека, кто счел нужным научить его, что такое хорошо и что такое плохо. За эти годы традиция успела обрасти множеством ритуалов поменьше, от дешевого пива до коробок с патронами, которые так никто и не распечатывал, от жареных колбасок в первый вечер до уборки в последний день, за которой следовала прощальная попойка. И каждым они дорожили.

Ну да, пускай у Джорджа теперь вроде как другая жизнь. Он даже от юперского говора почти избавился, научился говорить «кажется» вместо «кажись» и «тебя» вместо «тя», решив, что иначе он слишком смахивает на деревенщину. Только тот факт, что он решился на перемены, не означает, что должны были меняться и его друзья. С каждым годом Берни, Тойво и Джейко выглядели старше и старше, но для Джорджа они так навсегда и остались в возрасте десяти, пятнадцати, восемнадцати лет… короче, в тех возрастах, когда школьные приятели начинали осознавать, кто они такие и что значат друг для друга.

Впрочем, и это тоже относится к любому возрасту, кем его друзья никогда не были, так это сильными картежниками.