Королева - Салли Беделл Смит (2013)

“Она выехала точно по графику, – сообщает дворцовый служащий. – Вы бы ни за что не заподозрили, что она переживает утрату. Она выполняла свои обязанности, улыбалась, смеялась, участвовала во всем. Может быть, в узком кругу она позволяла себе погоревать, но мы ничего не видели” (116). Ямайцы оказали самый теплый прием женщине, которую на местном диалекте называли “миссис королева” (117) и “леди королева”.В Новой Зеландии и Австралии ажиотаж вокруг приезда ее величества тоже превзошел все ожидания. Сэр Эдмунд Хиллари, покоривший Эверест в день коронации Елизаветы II и присутствовавший на званом обеде в Окленде в честь ее визита, сказал: “Большинство австралийцев предпочли бы видеть главой государства королеву, а не этого никуда не годного премьер-министра” (118). В Квинсленде тридцать тысяч человек собрались под дождем послушать, как она отзовется о большой сельскохозяйственной ярмарке в Народный день. Услышав от жителя Квинсленда Теда Смаута, что ему сто четыре года, Елизавета II воскликнула: “Надо же, моей матери всего сто один!” (119) В узком кругу она “непрестанно” (120) говорила о Маргарет и каждый день звонила справиться о здоровье матери. Вернувшись в воскресенье 3 марта в Англию, Елизавета II тут же отправилась к ней в Ройял-Лодж.

Почти месяц спустя королева приехала в Виндзор на пасхальные выходные. Королева-мать заметно сдала, однако на предыдущей неделе еще пребывала в достаточно ясном уме (121), чтобы обзвонить друзей и родных с разными распоряжениями – то есть, по сути, последней волей. Утром 30 марта 2002 года (122) – в Пасхальное воскресенье – королева, отправившись на привычную конную прогулку, получила от лечащих врачей матери сообщение, что приближается конец. Когда Елизавета II в одежде для верховой езды вошла к ней в комнату, королева-мать сидела в кресле у камина, закутанная в халат. Они обменялись несколькими словами наедине (123), и больше Елизавета-старшая ничего не говорила. Вскоре после она закрыла глаза и потеряла сознание. Каноник Джон Оувендон, капеллан королевской часовни Всех Святых из Большого Виндзорского парка, держал ее за руку и молился.

Елизавета II отлучилась в замок переодеться и вернулась в Ройял-Лодж с детьми Маргарет, Дэвидом Линли и Сарой Чатто. Там же находилась племянница и близкая подруга королевы-матери Маргарет Роудз, которая жила поблизости, в Большом парке, и навещала тетушку каждый день. В четверть четвертого пополудни (124) королева-мать мирно скончалась в возрасте ста одного года в окружении плачущих родных – старшей дочери, двух внуков и племянницы. Тони Блэр, беседовавший вечером с королевой, нашел ее “горюющей, но собранной” (125). Принц Чарльз, катавшийся в это время в швейцарском Клостерсе на горных лыжах с сыновьями, примчался в Виндзор на следующий день, чтобы отдать дань памяти своей бабушке, которую он называл “омолаживающим эликсиром” (126).

Сценарий похорон под названием “Тейский мост” начал воплощаться точно по намеченному плану. По обычаю похороны именовались не государственными (за редким исключением вроде Уинстона Черчилля, положенным лишь правящим монархам), а королевскими церемониальными, однако на пышность и торжественность наименование не влияло. Поначалу королева с советниками беспокоились (127), насколько оправдан будет девятидневный официальный траур, включающий три дня прощания. Отчасти эти опасения были вызваны достаточно скромным стечением народа к Букингемскому дворцу и к траурным книгам в Сент-Джеймсcком дворце, а также освещением в прореспубликанских газетах вроде “The Guardian”, которая на следующий день после кончины королевы-матери вышла с заголовком: “Вялое прощание свидетельствует о расколе страны” (128).