За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Киддер Трейси (2015)

Фармеру поступали вопросы насчет больных МЛУ-ТБ, требующие вдумчивого прочтения и обстоятельного ответа; взволнованные и волнующие отчеты по проектам ПВИЗ в России, Чьяпасе, Гватемале и Роксбери; дружеские приветы и обращения за советом от священников, монахинь, антропологов, чиновников здравоохранения и врачей с Кубы, Шри-Ланки и Филиппин, из Лондона, Парижа, Армении, Индонезии и Южной Африки; плюс непременно пара сообщений в таком духе: “Вопрос на засыпку. Не хотите поработать в Гвинее-Бисау?” Юные волонтеры ПВИЗ, желающие поступить на медицинский, молодые врачи и эпидемиологи, так или иначе участвующие в деятельности ПВИЗ, просили у него консультаций либо рекомендательных писем. Задавали вопросы и бригемский коллега-инфекционист, и бостонский врач, консультировавший Фармера по поводу лечения неимущего ВИЧ-инфицированного пациента, и любимые студенты. Один из них писал: “Каковы механизмы / патофизиология острой тугоухости вследствие менингита?”

Фармер тут же ответил:

Доброе утро, Дэвид.

Корень всех негативных последствий бактериального менингита в воспалительной реакции организма. Белые клетки. Когда гнойный менингит затрагивает основание мозга, там начинается сильное воспаление. А что у нас находится под основанием мозга? Черепные нервы? А что они делают? Позволяют маленьким девочкам слышать. А что произойдет, если окружить их студенистой массой, образовавшейся в результате воспаления, то есть гноем? Они окажутся блокированы. И лишатся кислорода. Вот и пропадает слух, а часто и способность открывать глаза и т. д. Даже причиной гидроцефалии нередко служит именно воспалительный мусор, закупоривающий монроевы отверстия… Это все анатомия, друг мой, анатомия и гной. Всегда анатомия и гной.

Пока Фармер путешествовал, его почтовый ящик переполнялся посланиями на креольском. Как-то раз я сопровождал его в деловой поездке по поводу сбора средств – мы отлучились из Канжи в Штаты на полтора дня. Во время пересадки в Майами на обратном пути Фармер проверил почту, где его уже ждало письмо от сотрудника “Занми Ласанте”:

Дорогой Поло!

Мы так рады, что увидим тебя всего через несколько часов. Мы соскучились! Ты нужен нам, как нужен дождь сухой, растрескавшейся почве.

“Через тридцать шесть часов разлуки? – спросил Фармер у экрана ноутбука. – Вот они, гаитяне. Вечно перебарщивают. Люблю таких людей”.

В то время его жизнь вертелась вокруг логистической проблемы, которую очень четко сформулировала Офелия: “Где бы он ни находился, он нужен где-то еще”. Пока что Фармер выходил из положения, стараясь поменьше спать и побольше летать. В начале 2000 года я повсюду таскался за ним целый месяц, который он окрестил “месяцем путешествий”.

Две недели мы провели в Канжи, лишь ненадолго отлучившись в середине этого срока, чтобы навестить церковную организацию в Южной Каролине. Теперь мы направлялись на Кубу, на конференцию по СПИДу, после чего нам предстояло по туберкулезным делам на неделю слетать в Москву с остановкой в Париже по пути.

– А кто оплачивает ваши разъезды? – поинтересовался я.

Церковь, правительство Кубы и фонд Сороса, ответил Фармер. И улыбнулся:

– За меня платят коммунисты, капиталисты и иисусхри-стосовцы.

Раньше, когда был помоложе, Фармер приезжал в Канжи и уезжал в джинсах и футболке, пока не понял, что это огорчает его гаитянских друзей, всегда наряжавшихся в дорогу. Потом и отец Лафонтан объяснил ему, что, если он отправляется представлять их перед всем миром, надо надевать костюм. У Фармера костюма было два, но один он одолжил другу. Впрочем, он все равно предпочитал оставшийся черный, поскольку тот позволял, например, вытереть о штанину ручку, которой он писал назначения в Бригеме, потом впопыхах вскочить в самолет, скажем, до Лимы или Москвы и по прибытии все еще выглядеть прилично.