Портрет Дориана Грея - Уайльд Оскар (2004)

Что это за отвратительная красная роса, мокрая и блестящая, была на одной руке портрета, точно полотно покрылось кровавым потом? Как ужасен был портрет, он ужаснее, чем этот безгласный труп, навалившийся на стол и с ночи не двинувшийся с места, о чем свидетельствовала чудовищно-уродливая тень на покрытом пятнами ковре.

Дориан глубоко вздохнул, открыл дверь немного шире и быстро вошел, полузакрывая глаза и отворачивая голову, решив ни разу не взглянуть на мертвеца. Потом, нагнувшись, он поднял пурпурное, вышитое золотом покрывало и набросил его на картину.

Он остановился, боясь повернуться, устремляя глаза на сложный узор покрывала. Он слышал, как Кэмпбелл вносил тяжелый ящик, куски железа и другие необходимые ему вещи. И он подумал: не встречался ли когда-нибудь Алан с Бэзнлем Холлуордом, и если да, то, что они думали друг о друге.

— Оставьте меня теперь! — проговорил сзади него строгий голос.

Дориан повернулся и быстро вышел, заметив только, что мертвец был откинут на стуле и сидел на нем прямо, а Кэмпбелль смотрел в лоснящееся желтое лицо.

Спускаясь по лестнице, Дориан слышал, как щелкнул ключ в замке.

Был уже восьмой час, когда Кэмпбелль вернулся в кабинет. Он был бледен, но совершенно спокоен.

— Я сделал то, о чем вы меня просили, — проговорил он. — А теперь — прощайте. Мы никогда больше не увидимся.

— Вы спасли меня от гибели, Алан. Я никогда этого не забуду, — сказал Дориан просто.

Тотчас по уходе Кэмпбелля он поднялся наверх. В комнате стоял удушливый запах азотной кислоты. Но сидевший у стола исчез.

XV

В тот же вечер, в половине девятого, изысканно одетый, с большой бутоньеркой пармских фиалок в петлице, Дориан Грей, встреченный низкими поклонами лакеев, входил в гостиную леди Нарборо.

В висках у него невыносимо стучало, и он чувствовал себя до крайности возбужденным, но он поцеловал ручку у хозяйки со своим обычным непринужденным и грациозным видом. Быть может, человек никогда не кажется менее принужденным, чем тогда, когда он должен играть роль. Конечно, никто, взглянув на Дориана Грея, не поверил бы, что в предыдущую ночь он пережил трагедию столь же ужасную, как все трагедии нашего века. Эти тонкие, точеные пальцы никогда не могли преступно вонзить нож, точно так же, как и эти улыбавшиеся губы не могли восстать на Бога и добро. Дориан и сам не мог не удивляться своей выдержке и на мгновение ощутил острую радость переживания двойственной жизни.

Общество было немногочисленное, довольно спешно приглашенное леди Нарборо, женщиной очень умной, с остатками истинно-выдающегося уродства, как обыкновенно говорил про нее лорд Генри.

Она была примерной женой одного из наших скучнейших посланников; похоронив мужа, со всеми подобавшими его сану почестями, в мраморном мавзолее, сооруженном по ее собственному рисунку, и выдав дочерей замуж за богатых, но довольно пошлых людей, леди Нарборо вся отдалась теперь увлечению французской литературой, французской кухней и французским остроумием в тех случаях, когда могла его раздобыть.

Дориан был один из ее особенных любимцев, и она не раз высказывала радость, что не встретила его в своей ранней молодости.

— Я знаю, мой милый, что безумно влюбилась бы в вас, — говорила она: — и ради вас, как говорят у нас в Англии, перебросила бы шляпу через мельницу. Но, по счастью, о вас тогда еще никто не знал, да и шляпки наши были тогда так уродливы, и мельницы так заняты привлечением ветра, что я никогда ни с кем не флиртовала. Впрочем, в этом вина падает всецело на Нарборо. Он был ужасно близорук, а обманывать мужа, который ничего не видит, не доставляет никакого удовольствия.

Гости ее в этот вечер были весьма не блестящи.

— Дело в том, — объясняла она Дориану, прикрываясь довольно потертым веером, — что одна из ее замужних дочерей совершенно неожиданно явилась к ней погостить и — что еще хуже — привезла с собой и своего супруга.