Убить пересмешника - Харпер Ли (1964)

– Гек, мы для того и получили отсрочку, чтобы не надо было ни о чем беспокоиться, – сказал Аттикус. – Сегодня суббота. Суд, вероятно, состоится в понедельник. Неужели вы не можете подержать его здесь одну ночь? Навряд ли кто-нибудь в Мейкомбе поставит мне в вину, что я не отказываюсь от клиента, все знают – времена сейчас тяжелые.

Все вдруг развеселились, но сейчас же затихли, потому что мистер Линк Диз сказал:

– Из здешних-то никто ничего не затевает, меня беспокоит эта шатия из Старого Сарэма… А вы не можете добиться… как это называется, Гек?

– Передачи дела в другой округ, – подсказал мистер Тейт. – Сейчас от этого, кажется, толку не будет.

Аттикус что-то сказал, я не расслышала. Обернулась к Джиму, но он только отмахнулся – молчи, мол.

– …и потом, – продолжал Аттикус погромче, – вы ведь не боитесь этой публики, верно?

– …знаете, каковы они, когда налакаются.

– По воскресеньям они обычно не пьют, они полдня проводят в церкви, – сказал Аттикус.

– Ну, это случай особый, – сказал кто-то.

Они всё гудели и переговаривались, и наконец тетя сказала – если Джим не зажжет свет в гостиной, это будет позор для всей семьи. Но Джим не слышал.

– …не пойму, во-первых, чего вы за это взялись, Аттикус, – говорил мистер Линк Диз. – Вы на этом деле можете все потерять. Все как есть.

– Вы серьезно так думаете?

Когда Аттикус задает этот вопрос – берегись! «Ты серьезно думаешь сделать этот ход, Глазастик?» Хлоп, хлоп, хлоп – и на доске не остается ни одной моей шашки. «Ты серьезно так думаешь, сын? Тогда почитай-ка вот это». И целый вечер Джим мается, одолевая речи Генри В. Грейди[17].

– Послушайте, Линк, может быть, этот малый и сядет на электрический стул, но сначала все узнают правду, – ровным голосом сказал Аттикус. – А вы ее знаете.

Поднялся ропот. Аттикус шагнул назад к крыльцу, но все подступили ближе, и шум стал каким-то зловещим.

– Аттикус! – вдруг крикнул Джим. – Телефон звонит!

Все вздрогнули от неожиданности и отступили; этих людей мы видели каждый день: тут были лавочники, кое-кто из мейкомбских фермеров; тут были и доктор Рейнолдс и мистер Эйвери.

– Так ты подойди к телефону, – отозвался Аттикус.

Все засмеялись и разошлись. Аттикус вошел в гостиную, щелкнул выключателем и увидел, что Джим сидит у окна весь бледный, только кончик носа красный, потому что он был прижат к сетке.

– Что это вы тут сидите в темноте? – удивился Аттикус.

Джим смотрел, как он сел в кресло и взялся за вечернюю газету. Иногда мне кажется, Аттикус все самые важные события своей жизни обдумывает на досуге, укрывшись за страницами «Мобил реджистер», «Бирмингем ньюс» и «Монтгомери эдвертайзер».

Джим подошел к Аттикусу.

– Они приходили за тобой, да? Они хотели с тобой расправиться?

Аттикус опустил газету и поглядел на Джима.

– Чего это ты начитался? – спросил он. Потом прибавил добрым голосом: – Нет, сын, это наши друзья.

– Это не… не шайка? – Джим смотрел исподлобья.

Аттикус хотел сдержать улыбку, но не сумел.

– Нет, у нас в Мейкомбе не бывает разъяренной толпы и прочих глупостей. Я никогда не слыхал, чтобы у нас свирепствовали банды.

– Одно время ку-клукс-клан охотился на католиков.

– Я и про католиков в Мейкомбе никогда не слыхал, – сказал Аттикус. – Ты что-то путаешь. Давно уже, примерно в девятьсот двадцатом году, тут существовал ку-клукс-клан, но это была по преимуществу организация политическая. И никого они тогда не могли испугать. Как-то вечером заявились всей командой к дому мистера Сэма Ливи, но Сэм вышел на крыльцо и сказал – видно, плохи их дела, раз они пожаловали к нему в балахонах, которые из его же полотна и шили. До того их застыдил, что они ушли.