Три товарища - Ремарк Эрих Мария (2009)

На мгновение я отчетливо увидел перед собою «Карла» и Кестера, который вел его сквозь белую, снежную ночь. И внезапно мне показалось невероятным, что я сижу здесь, что Кестер где-то в пути, что Пат рядом со мной. Она смотрела на меня со счастливой улыбкой, ее рука с картами спокойно лежала на столе.

— Твой ход, Робби.

Пушечный снаряд пробрался через весь зал, остановился у нашего стола и добродушно заглядывал в карты. Вероятно, его жена уже уснула, и он искал собеседника. Я положил карты, злобно посмотрел на него и таращился, пока он не ушел.

— Ты не очень любезен, — весело сказала Пат.

— Нет, я не хочу быть любезным, — возразил я.

Потом мы еще зашли в бар и выпили пару коктейлей, а затем Пат нужно было отправляться спать. Я попрощался с ней в ресторане. Она медленно поднялась по лестнице, остановилась и оглянулась перед тем, как свернуть в коридор. Я подождал некоторое время и зашел в контору, чтобы получить ключ от своей комнаты. Маленькая секретарша улыбалась.

— Семьдесят восьмой номер, — сказала она.

Это было рядом с комнатой Пат.

— Неужели по указанию мадмуазель Рексрот? — спросил я.

— Нет. Мадмуазель Рексрот ушла в молитвенный дом, — ответила она.

— Молитвенные дома и вправду иногда приносят благодать, — сказал я и быстро поднялся наверх. Мои вещи были уже распакованы. Через полчаса я постучал в боковую дверь, которая вела в соседнюю комнату.

— Кто там? — крикнула Пат.

— Полиция нравов, — ответил я.

Ключ щелкнул, и дверь распахнулась.

— Робби, ты? — пробормотала изумленная Пат.

— Да, это я — победитель мадмуазель Рексрот и владелец коньяка и «порто-ронко». — Обе бутылки я вытащил из кармана своего халата. — А теперь отвечай немедленно: сколько мужчин уже здесь побывало?

— Никого, кроме одной футбольной команды и одного оркестра филармонии, — смеясь, заявила Пат. — Ах, милый, теперь опять наступили прежние времена.

x x x

Она заснула на моем плече. Я еще долго не засыпал. В углу комнаты горела маленькая лампа. Снежные хлопья тихо ударялись в окно, и казалось, что время остановилось в этом зыбком золотисто-коричневом полумраке. В комнате было очень тепло. Изредка потрескивали трубы центрального отопления. Пат во сне пошевелилась, и одеяло, шурша, медленно соскользнуло на пол. "Ах, — думал я, — какая бронзовая мерцающая кожа! Какое чудо эти тонкие колени! И нежная тайна груди! — Я ощущал ее волосы на моем плече и губами чувствовал биение пульса в ее руке. — И ты должна умереть? Ты не можешь умереть. Ведь ты — это счастье*.

Осторожно я опять натянул одеяло. Пат что-то про бормотала во сне, замолкла и, не просыпаясь, медленно обняла меня за шею.

XXVII

Все последующие дни непрерывно шел снег. У Пат повысилась температура, и она должна была оставаться в постели. Многие в этом доме температурили.

— Это из-за погоды, — говорил Антонио. — Слишком тепло, и дует фен. Настоящая погода для лихорадки.

— Милый, да выйди ты прогуляться, — сказала Пат. — Ты умеешь ходить на лыжах?

— Нет, где бы я мог научиться? Ведь я никогда не бывал в горах.

— Антонио тебя научит. Ему это нравится, и он к тебе хорошо относится.

— Мне приятнее оставаться здесь.

Она приподнялась и села в постели. Ночная сорочка соскользнула с плеч. Проклятье! какими худенькими стали ее плечи! Проклятье! какой тонкой стала шея!

— Робби, — сказала она. — Сделай это для меня. Мне не нравится, что ты сидишь всё время здесь, у больничной постели. Вчера и позавчера; это уж больше чем слишком.

— А мне нравится здесь сидеть, — ответил я. — Не имею никакого желания бродить по снегу.

Она дышала громко, и я слышал неравномерный шум ее дыхания.