Ты мой закат, ты мой рассвет - Субботина Айя

— Я и есть его жена. - Вроде не сказала ничего криминального, но под ее выразительным взглядом чувствую себя воровкой. - И я очень хочу, чтобы вы помогли мне узнать Антона получше. Чтобы я смогла... насколько это возможно... облегчить ему жизнь и сгладить острые углы нашей семейной жизни. Я люблю вашего сына, Вера Николаевна, и хочу стать для него опорой и поддержкой. Помогите мне. Пожалуйста.

— Верю, что любишь, - соглашается она, но по голосу слышно, что моя короткий монолог ей абсолютно безразличен. - И верю, что ты бы хотела многое. Но, Йен... Ты хорошая девочка. Но ты не опора и поддержка, и никогда ими не будешь. Тем более для моего сына. С его сложным характером. Жена ему была нужна два месяца назад, а ты уехала и оставила его одного. Зачем? Я не знаю и не хочу знать

— это ваша жизнь, и не мне совать в нее нос. Но ты не та женщина, на которую он сможет опереться. Потому что тебе не нужен взрослый мужчина, Йен. Тебе нужна нянька.

Первое, что приходит в голову после этих слов - бежать.

Немедленно. Просто встать и убежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого очень прямого и такого... выразительного взгляда. У Антона такие же глаза, и на мгновение мне кажется, что они оба здесь - мама и сын, только она каким-то образом озвучивает его мысли.

Почему она все это говорит?

Чем я не такая? Почему плохая?

Мы виделись всего дважды. Первый раз, когда Антон забрал меня из больницы, и тогда мне казалось, что мы с его мамой нашли общий язык и даже отлично поговорили обо всем, пока готовили ужин. Второй раз на свадьбе.

Конечно, моя свекровь не может не знать, чем она закончилась.

Наверняка Антон рассказывал, почему вдруг снова стал холостяком, несмотря на штамп в паспорте.

Как много он рассказал?

Я непроизвольно обхватываю себя руками, потому что чувствую себя освежеванной тушей.

То, что со мной произошло - это мое. То, о чем я не кричу на каждом углу.

Я бы никогда не сказала Антону, если бы не выходка моей теперь уже бывшей лучшей подруги.

Но если его мать знает...

Меня немного мутит от первого укола паники. Картинка мира расплывается перед глазами, идет рваными полосами, как будто проигрыватель зажевал пленку фильма моей жизни, и вместо красивых видов семейной идиллии там теперь обугленные дыры, заломы и скрипы.

Она знает, что ее невестка - изгаженная девушка? Знает - и думает... что?

— У Антона очень тяжелый характер, - медленно складывая альбомы обратно в коробку, говорит свекровь. - И сложная работа, которая отнимает много времени и сил.

Я неопределенно и зябко веду плечами, хоть она этого даже не видит.

Он успел поседеть почти наполовину, хоть у большинства мужчин его возраста седина еще только-только начинает вплетаться в волосы.

— Думаю, Антон говорил, что для него важно знать, что, когда бы он ни пришел домой, каким бы злым и раздраженным ни был, его встретят без упреков и скандалов.

— Говорил, - односложно отвечаю я.

Вера Николаевна, наконец, перекладывает последний альбом, поднимается с колен, стряхивая с брюк несуществующие пылинки. Проводит взглядом по комнате, натыкается на небрежно брошенную на полке между книг медаль. Берет очень бережно, как будто может сработать невидимая сигнализация.

— Мой сын всего добился сам, Йен. Умом, хитростью, бессонными ночами и разбитыми нервами. Он довольно долго вообще не встречался женщинами, потому что убивался на работе двадцать пять часов в сутки. А когда находил себе спутницу... - Женщина едва заметно кривит губы, но это равносильно громкому выражению разочарования. - Это всегда была не та женщина. Я никогда не вмешивалась в его жизнь и не давала советов, хоть знала почти обо всем. У нас доверительные отношения.

Это я тоже знаю, потому что пяти минут наблюдения за их общением было достаточно, чтобы понять - мать и сын на одной волне.