Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

- Отвези Ручечника на Петровку и выколоти из него телефон Ани. Чтобы телефон был во что бы то ни стало! Крути его как хочешь, но расколи - душа из него вон!

"Фердинанд" сразу верни за нами...

Я задержался в дверях, потому что услышал слова Волокушиной:

- ...Всегда ходит в военной формэ без погон, но форма дорогая, как у старших офицеров. И на кителе у него орден Отечественной войны. И две нашивки за тяжелые ранения...

Это меня почему-то очень разозлило и даже как то обидело - тварь такая, носит ворованный орден! Я и мысли не допускал, что у него могут быть свои награды.

Бандит, тыловая сволочь, крыса...

И весь свой заряд злости на Фокса я разрядил в Ручечника. Он сидел с очень гордым и обиженным видом на задней скамейке в нашем автобусе и выстукивал за зубариках какую-то грустную мелодию. Копырин кивнул на него головой:

- Талант у личности пропадает, мог им кормиться заместо воровства.

А Тараскин не очень к случаю вспомнил особо понравившееся место из "Без вины виноватых":

- Им, бросающим своих детей, все до лампочки...

Я подошел к Ручечнику и негромко сказал:

- Встать!

Он сердито и удивленно посмотрел на меня и, покрываясь красными пятнами досады и озлобления, крикнул:

- Ты тут не командовай! Найду на вас, псов проклятых, управу!

- Фоксу, что ли, на меня пожалуешься? - спросил я его серьезно и дернул за ворот красивого серого макинтоша: - Встать, я тебе сказал!

Он, видимо, сообразил, что у меня рука не легче, чем у дружка его Фокса, и проворно вскочил, злобно бубня себе что-то под нос. Я сказал Копырину:

- Давай на Петровку.- И стал быстро обыскивать Ручечника. В кармане у него нашел большой шелковый платок и велел Тараскину свернуть его кульком. Все остальное из карманов складывал в этот узелок. А себе оставил только его записную книжку - в красном кожаном переплете, с фигурным зажимом-замочком и маленьким золотым карандашиком. Необычная это была книжечка: на всех страницах алфавита только номера телефонов, без имен и фамилий. Штук сто номеров, и некоторые из них были с какими-то пометками галочками, звездочками, крестиками, восклицательными знаками. Проверять их все - на месяц крутовни хватит. Но, правда, нам сейчас проверять их все и не надо было, этим можно будет позже, не спеша заняться. Две страницы меня интересовали - на "А" и на "Ф". Я рассуждал таким образом: если телефон Ани записан не на ее имя, то на имя Фокса. Так что или на "А", или на "Ф".

Автобус остановился в Каретном переулке, я взял Ручечника под руку и сказал ему таким тоном, будто мы уже с ним обо всем договорились заранее:

- Идем, Ручечник, сейчас мы с тобой Ане наберем, попросим к нам звякнуть.

Он дернулся, вроде бы руку хотел вырвать, но я его держал железно и тащил быстро за собой в подъезд. И он пробормотал только:

- Вот ты ей сам и звони и сам договаривайся...

На страничке "А" было три телефона, а на страничке "Ф" один. И пока шли по лестницам и коридорам, я быстро соображал, на какой номер мне надо точно указать Ручечнику, чтобы свалить его одним ударом.

Скорее всего, нужный мне телефон на букве "Ф", поскольку Ручечника Аня нисколько не интересует, это канал связи с Фоксом, он по нему Фокса достигает, а не договаривается о чем-то с Аней.

И прямо с дверей кабинета я сказал Тараскину:

- Коля, не хочешь позвонить очень милой женщине? Если понравишься ей, она тебя в вагоне-ресторане покатает, до отвала накормит...

- Всегда пожалуйста,- согласился Коля.- Давай номерок, наладим связь!

Я заглянул в книжечку, на страницу "Ф", и с замирающим от ужаса сердцем сказал:

- Номерок такой: К 4-89-18.- Захлопнул книжку и спросил у Ручечника: Ну, что нам передать от тебя Ане? Привет? Или Фоксу поклон?

Ручечник скрипнул зубами, и я понял, что попал в цвет. А он сказал: