Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Я вытолкнул Ручечника в коридор, и он все еще двигался сонным заплетающимся шагом, но не прошли мы и половины коридора, как он повернулся ко мне:

- Спасибо, я дорогу знаю...

- Да нет уж,- засмеялся я.- Со мной будет надежнее.

Мы прошли несколько шагов, и я ему доверительно сказал:

- Через день-другой поймаем мы Фокса, вот он порадуется, что взяли тебя за руку, поговорили о нем немного и сразу отпустили, а подельщицу посадили...

- Я вам, суки лягавые, ничего не говорил! - заорал Ручечник.

- Не говорил, так скажешь,- пообещал я и увидел, что навстречу мне идут Пасюк и Тараскин.- Вот вам особо ценный фрукт.

- Это что за персонаж? - поинтересовался Тараскин.

- Настоящий уголовный кореш. Он Фокса сдавать не хочет, ножа от него словить опасается, а женщину, которую втравил в уголовщину, оставил за себя отдуваться.

- Парень гвоздь - сам в стену лезет,- ухмыльнулся Тараскин.- Что с ним делать?

- Отведи его в "фердинанд" и подожди нас - мы скоро все придем. На обыск поедем, к ним домой...

- Меня отпустили! - заблажил Ручечник.- Не имеешь права меня задерживать - тебе старший приказал!

- Иди, иди, не рассуждай,- сказал Тараскин.- Твое место в буфэте!

Я вернулся назад, в кабинет администратора, и в этот момент в полутемных коридорах загорелся пригашенный свет, зашумели люди, зашаркали подошвами, засуетились вокруг - это окончилось первое действие, антракт. Вот те на! Мне показалось, что минули часы - столько всякого напроисходило с нами,- а там только одно действие протанцевали.

Жеглов устроился на ручке кресла, в котором сидела Волокушина, и голос у него был такой, будто они в парке на скамеечке про жизнь и про чувства свои высокие беседуют.

- Светлана Петровна, вы мне глубоко симпатичны, только поэтому я веду с вами эти занудные разговоры. Вы поймите, что проще всего мне было бы отправить вас сейчас в тюрьму, а дней через двадцать ваше дело уже кувыркалось бы в суде. Вы ведь не маленькая, сами понимаете, что с того момента, как вас предал Ручечник, нам и доказывать нечего - задержали вас в манто, пять свидетелей, "Встать, суд идет!".

Дальше как в песне: "И вот опять передо мной параша, вышка, часовой..."

- Чего же вы от меня хотите? - спрашивала она, и все ее лицо расплывалось, текло, слоилось от обильных слез. И все равно она была ужасно красивая, может быть, даже сейчас, несчастная и заплаканная, она была еще лучше.

- Чтобы вы сами себе помогли в суде, а путь для этого у вас только один.

Абсолютно чистосердечным раскаянием, рассказом обо всем, что вас связывало с позорным прошлым, вы расчистите себе дорогу к новой жизни...

В общем-то Жеглов объяснял правильно, но меня удивляло, что он все это проповедует больно уж красиво, в таких возвышенных тонах, и я никак не мог сообразить, то ли у него на это есть расчет какой-то, то ли просто не может удержаться, чтобы не погарцевать маленько перед очень привлекательной женщиной, пускай хоть и воровкой.

- Я расскажу обо всех... обо всех...- Она явно не решалась выговорить "кражах" и все подыскивала какое-нибудь подходящее, не такое ужасное слово.- Обо всех случаях, когда мы брали... чужое...

- Верю! - вскочил с ручки кресла Жеглов.- Верю, что вы многое поняли и сможете пройти через этот отрезок вашей жизни, как через ужасный сон. Но для начала у меня к вам вопрос - я хочу еще раз проверить вашу искренность.

- Пожалуйста, спрашивайте!

- Вы ведь не единожды вместе с Ручечником встречали Фокса? Когда это было последний раз?

- Мне кажется, это было дня три назад. Или четыре.

- Где?

- В коммерческом ресторане "Савой".

- Фокс был один?

- Нет, с Аней...

- Кто назначал встречу в "Савое"? Ручников? Или Фокс?

- Фокс. Я это точно знаю. Ручников говорил с ним по телефону.

- А кто кому звонил?