Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Вошли ко мне, я щелкнул выключателем, и Жеглов быстро окинул комнату глазом - от двери до окна, от комода до кровати, словно рулеткой промерил, потом, не снимая плаща, устало сел на стул и сказал довольно:

- Хоромы барские. Как есть хоромы. В десяти минутах ходу от работы. Ты не возражаешь, я у тебя поживу немного? А то мне таскаться на эту Башиловку проклятущую, в общежитие - душа из него вон, - просто мука смертная! Времени и так никогда нет, а тут, как дурак, полтора часа в день коту под хвост. Значитца, договорились?

- Договорились, - охотно согласился я. Жить вместе с Жегловым будет гораздо веселее, да и вообще Жеглов казался мне человеком, рядом с которым можно многому научиться.

- Ты как насчет того, чтобы подзаправиться перед сном? - спросил Жеглов. - У меня кишка кишке фиги показывает.

Я отправился в кухню ставить чайник, а Жеглов выложил на стол кулек с сахаром, краюху хлеба, банки с американским "ланчен мит". На днищах ярких жестяных коробочек были припаяны маленькие ключики. Жеглов крутил ключик, сматывая на него ленту жести быстро и в то же время осторожно, и, оттого что держал он банку перед глазами, мне казалось, что он заводит мудреные часы и следит внимательно, чтобы, не дай бог, не перекрутить пружину, иначе часы сломаются навсегда. Но Жеглов справился с пружиной хорошо звякнула крышка, и он выдавил на тарелку кусок неестественно красного консервированного мяса, которое видом и запахом не похоже было ни на какие наши консервы.

- Говорят, их американцы из китового мяса делают специально для нас. Я зачарованно глядел на мясо и чувствовал, как слюна терпкой волной заполняет рот.

- Уж наверное, не из парной говядины, - мотнул головой Жеглов. - Они говядинку сами жрать здоровы. Ух и разжиреет на нашей беде мировой империализм! Нам кровь и страдания в войне, а им барыши в карман!

- Это как водится, - кивнул я, с наслаждением глотая очень вкусные консервы. - Мы им в июле в городке Обермергау передавали "студебеккеры", что по ленд-лизу за нами числились. Так они их требовали в полном порядке и комплекте, без гайки одной не примут. А потом они их на наших глазах прессом давили. Свинство!

- Во-во! А у нас в деревнях бабы на себе да на коровах пашут, мать мне недавно отписала, как они там вкалывают, хозяйство поднимают. Да ничего, погоди маленько, понастроим своих машин, получше их "студеров". Будет еще такая пора, это я тебе, Шарапов, точно говорю: каждый трудящийся сможет зайти в универмаг и купить себе лимузин. Ты-то сам в автомобилях смекаешь? Любишь это дело?

- Очень! Для меня машина - как существо живое, - сказал я.

- Ну, тогда будет тебе со временем машина, - пообещал твердо Жеглов и распорядился: - Давай волоки сюда чайник... Очень вкусная китятина, ничего не скажешь...

Выпили сладкого чая, который от желтого песка чуть-чуть припахивал керосином, съели толстые ломти бутербродов. Жеглов встал, хрустко потянулся, сказал:

- Я на диване спать буду, не возражаешь? Быстро разделись, улеглись, и я обратил внимание, что Жеглов совершенно автоматическим жестом вынул из кобуры пистолет - черный длинный парабеллум - и сунул его под подушку.

Уже в темноте, умащиваясь под одеялом, я сказал:

- А хорошо ты сегодня отработал Шкандыбина...

- Это которого? Того болвана, что из ружья пальнул?

- Ну да! Как-то все у тебя там получилось складно, находчиво, быстро.

Понравилось мне! Вот бы так научиться!

- Научишься. Это все не дела - это семечки. Тебе надо главное освоить: со свидетелями работать. Поскольку в нашем ремесле самое ответственное и трудное - работа со свидетелями.

- Почему? - Я приподнялся на локте.