Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

- А сама она не занималась обменом? - спросил Жеглов.

- Нет-ет... Вы не знали Ларочку... Она была такая непрактичная...Наденька судорожно всхлипнула.

- А... м-мм... скажите...- начал Жеглов медленно, и по лицу его, по сузившимся вдруг глазам я понял, что он напал на какую-то новую мысль.Скажите, это был первый вариант обмена или...

- Честно говоря, нет, не первый,- сказала Наденька просто.- Илья Сергеевич уже несколько комнат хороших находил, сами понимаете, на отдельную квартиру желающих много...

- Понятно...- протянул Жеглов и принялся заново разглядывать записку, он даже подальше от глаз ее отставил, как это делают дальнозоркие люди, хотя и дефектами зрения, безусловно, не страдал.- Угрожает он в этой записочке, как вы считаете?

- Да что вы...- начала Наденька, но в это время на лестничной клетке раздался топот, и Жеглов перебил ее:

- Вы не торопитесь, подумайте... Мы еще потолкуем попозже... А пока, я вас прошу, походите по квартире, осмотритесь, все ли вещи на месте, не пропало ли что - это очень важно...

Хлопнула входная дверь, и в квартире сразу стало многолюдно: приехал следователь прокуратуры Панков, а за его спиной маячил Тараскин, который привел понятых - дворничиху и пожилого бухгалтера из домоуправления.

- Мое почтение, Сергей Ипатьич,- сказал Жеглов Панкову, и в голосе его мне послышалась смесь почтительности и нахальства. Панков спустил на кончик носа дужку очков и смотрел на нас поверх стекол, и от этого казалось, что он решил боднуть Жеглова и сейчас присматривается, как сделать это ловчее.

- Здравствуй, Жеглов,- сказал Панков, и в его приветствии тоже неуловимо смешались одобрение и усмешка,- видимо, они давно и хорошо знали друг друга.

Потом он оглядел нас и сказал бодро: - Здорово, сыскари, добры молодцы!..

Следователь прокуратуры Панков был стар, тщедушен, и выражение лица у него было сонное. А может, мне так казалось из-за того, что глаза у него все время были прищурены под старомодными очками без оправы. Панков снял и аккуратно поставил в углу прихожей галоши, вовсю светившие своей алой байковой подкладкой. И большой черный зонт он раскрыл и приспособил сушиться на кухне. Потом вошел в комнату, мельком глянул на убитую, потер зябнущие ладони, что-то шепнул Жеглову и наконец распорядился:

- Благословясь, приступим. Слушай мою команду: не суетиться, руками ничего не хватать, обо всем любопытном информировать меня. Начинайте.

Жеглов повернулся ко мне:

- Ты, Шарапов, будешь писать протокол...

- Я?!!

- Конечно ты. Бери блокнот наизготовку, пиши быстро, но обязательно разборчиво.

Привыкай...

"...Осмотр производится в дневное время,- записывал я под диктовку Жеглова,- в пасмурную погоду, освещение естественное... комната размером 5x3,5 метра, прямоугольная, окно одно, трехстворчатое, обращено на северо-запад... входная дверь и окна в комнате и на кухне к началу осмотра были заперты и видимых повреждений не имеют..."

Немного погодя вышли на кухню перекурить, и я спросил Жеглова, какой толк от старичка Панкова, который, отдав еще несколько распоряжений, на мой взгляд довольно пустяковых, уютно устроился в кресле и, казалось, отключился от всего, происходящего в квартире.

- Э, нет, друг ситный,- сказал Жеглов,- этот старичок борозды не испортит, старый розыскной волк. Он такие убийства разматывал, что тебе и не снилось. Одно - в Шестом проезде Рощинском мы вместе раскрывали, обоих нас потом поощрили: по путевке дали в дом отдыха... Да и закон требует, чтобы дела по убийству вела прокуратура. Но это, так сказать, оформление, а розыск, вся оперативная работа все разно за нами остается.

Будто учуяв, что о нем речь, в кухню вошел Панков, положил перед Жегловым на газете продолговатый кусочек металла:

- Ну-с, Глеб Георгиевич, имеется пуля. Какие будут суждения? - И вдруг засмеялся старческим перхающим смехом.