Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Я мог бы поклясться, что при этом неожиданном вопросе Груздев вздрогнул!

Взволновался-то он наверняка, потому что снова полез за носовым платком, и я впервые увидел, что до синевы бледный человек может одновременно покрываться испариной.

- Нет...- сказал Груздев медленно и протяжно.- Не может быть... Я как-то не подумал...

- О чем не подумали? - спросил Жеглов спокойно.

- Я совсем забыл о нем...

- Ну-ну...- поторопил Груздева Панков.

- Неужели это из него?.. У меня был наградной пистолет...- Груздев говорил невнятно и с трудом, будто у него сразу и губы, и язык онемели.- Я совсем забыл о нем...

Он встал и направился к буфету, но на середине комнаты остановился и повернулся к Панкову:

- Вы нашли?.. Это из него?..

- Покажите, куда вы его положили,- спокойно сказал Панков.

Груздев подошел к буфету, открыл верхнюю створку, достал оттуда шкатулку, из которой, по словам Нади, пропали драгоценности. Трясущимися руками откинул крышку, тупо уставился внутрь шкатулки. Панков встал, направился к Груздеву, подошли оперативники.

- Его здесь нет... Я хранил его в шкатулке.

- А взяли когда? - осведомился Жеглов.

Груздев, словно не желая разговаривать с Жегловым, ответил Панкову:

- Я не брал... Поверьте, я не знаю, где он!

Панков развел руками, будто хотел сказать:

"Не знаете, так не знаете, поверим..." - а Жеглов развернул газетный сверток и показал коробку с патронами Груздеву:

- Вам вот этот предмет знаком?

- Да-а...- глядя куда-то вбок, сказал Груздев.- Знаком... знаком... Это мои патроны...

Трясущимися пальцами он положил в блюдце, стоявшее на буфете, окурок, достал из пачки-десяточка "Дели" папиросу, дунул в мундштук, примял пальцами конец его, закурил. Я видел, как он переживает, мне было тяжело смотреть на него, я отвел глаза и уперся взглядом в хрустальную пепельницу на столе. Там по-прежнему лежали окурки, и я вспомнил, что под диктовку Жеглова записал в свой блокнот:

"три окурка папирос "Дели".

Я пригляделся к окуркам, и в груди что-то странно ворохнулось, перехватило дыхание: мундштуки, наподобие хвостовика-стабилизатора бомбы, только без поперечной планки, были примяты крест-накрест. Точно так же примял сейчас свою папиросу Груздев! Уставившись в одну точку, он курил, затягиваясь часто и сильно, так что западали щеки и перекатывался кадык. "Это улика",- подумал я, и сразу же вдогонку пришла новая мысль: он ведь говорит, что здесь не был,- выходит, врет? Впрочем, может...

И неожиданно для себя сиплым голосом я спросил:

- Гражданин Груздев, скажите... ваша жена курит? То есть курила?..

Жеглов с удивлением и недовольно посмотрел на меня, но мне это было сейчас безразлично, я находился у самой цели и, не обращая внимания на Жеглова, нетерпеливо переспросил медлившегося с ответом Груздева:

- Папиросы она... курила? - И я неловко кивнул на тело Ларисы.

Груздев внимательно посмотрел на свою папиросу, потом, не скрывая недоумения, сказал уныло:

- Не-ет... Она даже запаха не переносила табачного. Я на кухню всегда выходил...

- Тогда как же вы объясните...- начал было я, но Жеглов неожиданно встал между нами, приподняв руку жестом фокусника, громко и сухо щелкнул пальцами, врастяжку сказал:

- Од-ну ми-нуточку!.. Вы, гражданин Груздев, сейчас с другой женщиной живете?

Косо глянув на него, Груздев сухо, неприязненно кивнул, словно говоря: "Ну и живу, ну и что, вам какое дело?"

- Адресочек позвольте,- попросил Жеглов.

- Пожалуйста,- скривил губы Груздев.- Я надеюсь, вы не собираетесь ее допрашивать? Она никакого отношения не имеет...

- Мы разберемся,- неопределенно пообещал Жеглов.- Запиши, Володя.

Груздев продиктовал адрес и, пока я записывал его в свой блокнот, сказал, обращаясь скорее к Панкову, чем к Жеглову: