Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Странные порядки существуют в продмаге N 3 (Старопетровский пр.) Если потребителю нужен уксус, то его можно купить только в комплекте с соусом "кабуль". Витаминная паста продается с таким же количеством фруктово овощного повидла (по карточкам). На протесты потребителей, завмаг отвечает:

"У нас такой порядок. Не нравится - не берите!"

Из письма в редакцию К вечеру движение и суета в коридорах Управления усилились. Я уже начал ощущать внутренние ритмы своего непростого учреждения и поэтому сообразил, что готовится очередная городская операция. Жеглов в таких случаях объяснял: "Изменилась оперативная обстановка в городе". Его самого с полчаса назад вызвали к руководству, и я видел, как по длинному коридору, ведущему к кабинету начальника МУРа, потянулись начальники отделов, бригад и опергрупп.

Тараскин сидел за большим столом, писал какие-то запросы. То ли бумага была дрянная, то ли перо царапало, а скорее всего, с письменностью у Коли было не слава богу, но строки на листе расплывались, задирались буквы, помарки и кляксы росли, пока, чертыхаясь, Коля не взял новую страничку и не принялся писать запрос заново.

Иван Пасюк читал учебник истории. Время от времени он, поднимая голову и раздумчиво чмокая сухими губами, говорил, ни к кому не обращаясь:

- Елки палки, це ж надо - Столетняя война! Це ж надо - сто лет воевать! С глузду зъихать можно...

Пасюк учился в шестом классе вечерней школы, учился безнадежно плохо, и его грозились перевести обратно в пятый класс. По литературе учительница уже отказалась аттестовать его в первой четверти, потому что в домашнем сочинении "Почему мы любим Гринева и ненавидим Швабрина?" Пасюк написал: "Я не люблю Гринева, потому что он бестолковый барчук, и не скажу, что ненавижу Швабрина, потому как он хотя бы вместе с Пугачевым стоял против ненавистного царизма".

Жеглов, узнав об этом сочинении, хохотал до слез и сказал, что Пасюка правильно выгонят из школы - если ты такой умный, то ходи в Академию наук, а не в шестой класс...

Шесть на-девять рассказывал мне какую-то невероятную историю, о том, как его безумно любила известная укротительница зверей, но ее отбил у него поляк фокусник, обращавшийся к дрессировщице не иначе как "наипенькнейшая паненка"...

Врал Гриша безыскусно, но вдохновенно, и, глядя сейчас на его толстые очки, запотевшие от возбуждения, вздымающуюся цыплячью грудь и широкие взмахи тощих рук, я не сомневался, что фотограф и сам верит в эту небывалую любовь с укротительницей. Гриша наверняка бы еще многое припомнил из их замечательного романа, но пришел ухмыляющийся Жеглов и скомандовал:

- Подъем, братва! Общегородская операция... Начальство распорядилось проверить опергруппами - при поддержке территориальной милиции - все неблагополучные места, где имеет обыкновение собираться преступный элемент, "безопределенщики" и девицы сомнительного поведения.

Жеглов похохатывал своим звонким баритончиком и мотал головой, будто его кто-то щекотал.

- Ничего смешного не бачу,- сказал Пасюк.- Опэрация як опэрация. Нормальная прочистка...

- Это-то точно, но вот другое смешно,- веселился Жеглов.- Поп из церкви у Покровки, епископ Филимон, вчера двух девок домой пригласил, уж не знаю, каким макаром он их там исповедовал, только издергались они сливянки. Поп, естественно, так жрать наливку не может, как эти девицы, и заснул. А они махнули у него наперсный крест золотой и подорвали оттуда когти...

- Что же это, выходит, из-за попа какого-то блудного весь сыр-бор загорелся? - возмущенно вздыбился за столом Тараскин, которому уже до смерти надоела писанина.

Жеглов резко оборвал смех, будто швейной машинкой губы сострочил. Посмотрел на Тараскина сверху вниз, потом, избочась, словно разглядеть хотел, откуда этот фрукт тропический здесь взялся, сказал не спеша и каждое словечко, как семечко, через губу сплевывал: