Стая - Сергеева Оксана (2014)

Без мешанины в голове. Вот так — без суеты. Не верил в Бога отчаянно, не стоял никогда у икон с

трепетным благоговением, не молился исступленно, ничего не просил, но и не насмехался.

Закоренелым атеистом не мог себя назвать. Выбрал свою веру. В себя. Теперь в Юльку. Никогда не

думал, что может вот так любить...

Нетерпеливое ожидание делало воздух сладким. Несмотря на терпкий сигаретный дым, вьющейся

белой птицей. Несмотря на горький кофе в кружке... воздух сладок.

Дверь открылась резко, с вызовом. По-хозяйски. Точно — без стука.

Юля плавно влилась в помещение, как будто заполнив его собой целиком. И уже невозможно

хранить угрюмое молчание, потому что рядом с ней все остальное, кроме нее, становилось

посторонним. Ненужным. Лишним.

— Дверь, — коротко сказал Денис, когда Юля шагнула в его сторону. Выполнив просьбу, девушка

защелкнула замок и присела на подлокотник дивана.

— Поехали?

— Поехали. — Продолжал упрямо шелестеть бумагами. Не укрылись от взгляда тревожная

задумчивость в серо-зеленых глазах и выражение усталости на лице. Убрал документы в стол и

поднялся с кресла. Оно скрипнуло, будто радостно выталкивая его, едва он сделал усилие, чтобы

встать из-за стола. — Рассказывай...

— Что рассказывать? — отвечала вяло, что насторожило Дениса еще больше.

— Все. Я думал, ты раньше приедешь.

— Провозилась. То одно, то другое...

— Естественно. Дел куча, — мягко усмехнулся. Коснулся волос и вплел в них пальцы. И уже

потерялся. В этих ощущениях, в ярких образах, в своем неутомимом бушующем желании.

Перекинул ее волосы на одно плечо, затем на другое, потом взлохматил от корней. Убрал падающие

на лоб пряди.

Тогда Юля улыбнулась. Наконец-то. Ее улыбка пахла солнцем. Непривычно видеть Юлю хмурой, аромат горечи ей не подходил.

— Чего ты меня треплешь как болонку?

— А болонок так треплют?

— Не знаю я, — сказала нарочито рассерженно.

— Девочка хочет покапризничать?

— Да, я не выспалась, — нахмурилась. — Теперь плохо себя чувствую...

Не заметил, как поцеловал ее. Правда. Ведь не замечаешь, когда делаешь очередной вдох. Не

контролируешь. Не протестуешь. Против родного не протестуешь. Дышишь и все. Вдыхаешь полной

грудью. Впитываешь в кровь живительный кислород. Живешь. Наполняешься настолько, что

начинаешь задыхаться... и снова хватаешь воздух открытым ртом.

Вот так и целовал — чтобы выдавить из губ все соки. До железистого привкуса. Впитывал Юлю в

себя. В голову, в душу, в сердце, в ставшие чуткими пальцы.

Целовал вот так — чтобы ладони в шелковых волосах, привкус тягучей сладости на языке, и дурман

под кожей.

Не давал ей выскользнуть, подтянув к себе ближе, прижимал к телу сначала со всей силой, потом

слабее. С тем чтобы на расстоянии вдоха чувствовать ее горячее дыхание и в звенящей тишине

слышать взмах ресниц.

— Вот теперь точно поехали, — сказал низким неуверенно-сиплым голосом.

Нужно остановиться, не допустить, не перегнуть палку, не увлечься, иначе...

Но трудно невероятно. Безумно. Почти невмоготу. Это ж до ее восемнадцати рехнуться можно!

Хотел ее до головокружения. Уже до тошноты. Уже неприятно и больно.

Всем своим существом чувствовал в ней потребность. Огромную. Непреодолимую. Не просто

сексуальную. Другую — на каком-то ином уровне. Необъяснимом. За гранью. Без спасения. Чтобы

кожа к коже. Горячо. Влажно. Моя. Еще...

Юлька не отпускала, словно руки приросли к его плечам. Немудрено. После такого-то поцелуя. Не

хотела отпускать. Его всегда так мало. Говорил бы, целовал, ласкал... Переплавил бы ее

разрушающие чувства во что-то другое. Любила же. Верила. Но ревность. Ревность жила своей

жизнью. Сжирала изнутри, высушивала. Он мог бы избавить ее от всего этого. Неужели не хочет? Не