Стая - Сергеева Оксана (2014)

выражало ничего кроме бесконечной усталости. Но не усталости, которая с ног валит в крепкий сон, притормаживая нервную деятельность. А такой, которая граничит с истерикой, срывом, взрывом.

Тяжело видеть такого человека, как Монахов, всегда держащего все под контролем, на грани эмоций.

Страшно…

Сергей Владимирович держался до определенного времени, а к вечеру, когда народ почти разошелся, взял бутылку водки и скрылся в одной из комнат. Ничего никому не сказал, ни слова. Наталья пошла

следом, но уже через минуту вышла оттуда, залившись краской. В ответ на внимательный взгляд

Дениса женщина лишь махнула рукой. Что ж, прелестно. Теперь вообще непонятно, когда можно

будет свалить из этой деревни.

При мысли, что придется задержаться, Шаурина начинало мутить. Совсем не хотелось оставаться на

ночь в доме, каждый уголок которого дышал одиночеством и смертью. Наверное, Юлька подумала о

том же. Надеялась, что уедет после поминок, но Монахов, решив впасть в алкогольное беспамятство, лишил ее этой надежды. Вот поэтому, когда девушка увидела вольный жест матери, побледнела еще

больше и приложила ладонь к горлу, пытаясь сдержать накатывающий приступ рвоты. До этого

несколько раз удавалось. Но, как видно, в этот раз не получится. Рот обильно наполнился слюной, в

глубине желудка зародились спазмы...

Ее тошнило весь день: до похорон, на кладбище, за столом, где, к слову, она почти ничего не ела. Не

укрылось от Дениса, как она то и дело подносила руку к горлу, пытаясь справиться с очередным

приступом. Неужели никто не заметил? Да, Наталья посматривала, но, как Шаурину казалось, делала не то, что должна была. Вот и сейчас, когда девочка вылетела из дома, прижимая ладонь к

обескровленным губам, женщина не рванула за дочерью, а лишь посмотрела вслед, разговаривая при

этом с женой Юрия. Он тоже инициативы вернуться в город не проявлял — уже долгое время сидел

на крыльце, ссутулившись и уставившись в одну точку.

Денис бросился за Юлькой, не раздумывая: а стоит ли?

Стоит и пошли все к черту!

Нашел ее в бане. Она умывалась и плакала. Это и на плач было не похоже. Скорее, на громкие сухие

всхлипы. Отчаянные, но без слез.

— Вырвало? — спросил глухо и тревожно. Что-то оборвалось в нем при виде ее измученного лица и

дрожащих рук. И у самого внутри тошнотворная волна поднялась, и к горлу ком подступил, перекрывая дыхание.

— Да, — прошептала она, и Денис сдернул с крючка большое полотенце.

— Легче?

— Нет, — покачала головой и прижала к лицу махровую ткань, уткнулась в нее, как будто прячась, и

обессилено опустилась на деревянную лавку. Пожалела, что не заперлась, позволив застать себя в

таком нелицеприятном виде. Потом вскинула глаза, в которых заплескался ужас. — Я не хочу здесь

ночевать! Я не смогу! — запальчиво проговорила. Бесцветный до этого голос окрасился явно

паническими нотками.

— Тихо, — Денис крепко сжал ее руки. И сам вздрогнул от того, какие они ледяные. —

Разберемся… — Понимал, что прозвучало это скупо и безлико, а никак не ободряюще. Однако что-

то большее сказать не мог, пообещать тоже. Откуда же взять эту бодрость? Не время, не место. Но

«разберемся» — это единственное, что пришло в голову. Слов не хватало. Не находились они никак.

Да и не говорить бы сейчас, а обнять, крепко прижать ее к себе. Утешить без сотрясений воздуха.

А, плевать! Плевать, даже если кто-то увидит их вместе. Сегодня все друг у друга на груди

утешаются. Кто громко, кто тихо, а некоторые навзрыд. Каждый в свою жилетку. Да плевать на

все…

Обнял в одно касание. Обвил руками и прижал к себе.

Не шевелился, не гладил спину, не водил ладонями, не трепал волосы. Пусть хоть на несколько

секунд, на короткое время, но обнял и замер.