Стая - Сергеева Оксана (2014)

— Как жил… — задумчиво повторил он и вздохнул. — Пусто. И не страшно.

— Как это? — Юля растерялась. Не такой ответ ждала. И не знала, как это понимать. С усилием

вслушивалась в его приглушенный голос, боялась хоть слово пропустить.

— Вот так. Когда ничего не страшно, это намного хуже, чем если скучаешь… чем когда крышу рвет

от боли и тоски. Потому что, Юленька, не страшно – только мертвым.

Дыхание странно застряло в горле, скомкалось. Юля сглотнула и спросила шепотом:

— А у тебя срывало крышу?

— М-мм, — кивнул.

Почему-то в этот момент поняла, что не хочет знать подробности, хотя до этого намеревалась все у

него выпытать. Все до мелочей. А сейчас побоялась. Видимо, прав Шаурин: есть слова, которые

вслух произносить не стоит.

— А хотел вернуться? — задала другой вопрос, но так же очень ее интересующий.

— М-мм… — снова кивнул.

— Когда?

— После смерти Юры. После того, как на похоронах побывал. И у тебя.

Юлька и сама не заметила, как задержала дыхание, ожидая ответа. А услышав, вздохнула с

облегчением. Но говорила все еще тихо, полушепотом. Словно боялась силой голоса разорвать

тонкую ниточку, на которую он нанизывал свои признания. Трудно они шли. Кажется, пока слушала

его, вслушивалась в каждое слово, мышцы свело от напряжения. Но шевельнуться не смела.

— Как удержался?

Помедлил с ответом.

— Разгромил свою квартиру.

— Как разгромил?..

— Молча. Разобрал мебель на щепки и сложил горкой. Все разнес и успокоился.

Юлька довольно улыбнулась.

— Я легко это представляю. И посуду разбил?

— Всю.

— Вот это ты скуча-а-ал… — с восторгом протянула она и почему-то поверила ему.

Верила, что он все так и сделал, как сказал — разнес всю мебель в своей московской квартире и

перебил посуду. Верила безоговорочно. Потому что точно знала, что Шаурин не только может

похвастаться умением сохранять хладнокровный и непробиваемый вид практически в любой

ситуации, но с таким же успехом он в ярости может разнести все вокруг.

Вот этих его негромких слов оказалось достаточно. Думала, что всю душу ему измотает вопросами, но уже ничего не хотела спрашивать. Остыла. И устала. Внутри пусто было, но пустотой приятною

— такой, которую хотелось поскорее чем-то заполнить.

ГЛАВА 52

В палате было тихо. Хотя, как иначе. Судя по размеренному дыханию, Монахов спал. Денис не

первый раз навещал его в больнице и в такие моменты всегда немного терялся: не знал, что делать —

то ли сидя у кровати подождать, пока тот проснется, то ли тихо уйти, предварительно переговорив с

врачом.

Неловко как-то у постели спящего больного сидеть. Словно мешаешь ему: вздохами и ожиданием

нарушаешь его покой, подгоняешь проснуться. И у окна стоять неудобно: некуда взгляд деть, ничего

нет за окном интересного, да и солнце так ярко светит, что ослепляет. Душно в палате, проветрить

бы.

Показалось, что воздух в помещении взметнулся, и по спине пробежала зябкость. Так бывает, когда

кто-то пристально смотрит в спину. Шаурин обернулся и встретился с жестким взглядом серо-

зеленых глаз. Удивительно живые они для человека слабого здоровьем, перенесшего пять дней назад

сложнейшую операцию на позвоночнике и прикованного к больничной койке. Можно было бы

сказать, что Сергей Владимирович «буравил его взглядом». Но здесь больше подходило другое —

«горячо». Монахов смотрел горячо. Так смотрит человек, который ждал встречи, рад, соскучился.

— Как вы, Сергей Владимирович? — негромко и ровно спросил Шаурин.

— Живой, — одним словом обозначил мужчина свое самочувствие.

— Это я и сам вижу.

— Ну, а остальное мелочи.

— Действительно, — хмыкнул Денис, поддерживая попытку Монахова иронизировать.

— Как солнце ярко светит. Как будто весна на дворе.