Черные подковы - Макс Игнатов (2019)

– Его в машину посадили, там был Торгун с ГУВД, идиот усатый, и наши двое. Женька-то нормальный, а Андрюша! Его с Дальнего Востока недавно перевели, он не все тут понимает. Вот они и попробовали колонуть Большова как зэка какого-то. Женя мне потом говорит – ваш им вежливо сказал: ребята, руки не распускайте, я пока еще при погонах. Слово за слово, Торгун предложил выйти и «поговорить» на улицу, они трое и вышли. А Женя вашего Большова помнит еще с тех времен, когда тот выступал за наше управление на соревнованиях по рукопашке. Женя едва успел, говорит, выбежать и гаркнуть, чтобы успокоились. Он прикинул: вот тот положил бы их здесь, и к чему бы это привело? Или они в него стрелять стали? У Торгуна бы на это ума хватило, но за что – за вот эту ерунду? В общем, не только у Вас дебилы, везде таких хватает.

Анатолий уставился в пустую чашку. Видимо, ему надо было выговориться, решил Виктор.

– Ваших сейчас повезут в оперативную таможню, там снова допросят, – продолжил эфэсбэшник после некоторого молчания. – Менты не стали брать дело, слишком тухлое, нам оно тоже ни к чему. Будут заниматься ваши же опера. Если получится – додавим с их помощью до транспортной прокуратуры, но при такой доказательной базе… А если еще эти горе-перевозчики откажутся от своих показаний – а так и будет, помяни мое слово, если они не полные идиоты, – тогда этому делу вообще кранты. А всего-то – надо было узнать, на работе Буянкин или нет. И уже тогда…

Виктор не совсем понял, что Анатолий имел в виду. Но тот не собирался ничего пояснять. И Виктора он тоже ни о чем не спрашивал, поэтому, попрощавшись, Витя откровенно выдохнул. Все-таки что-то рассказывать про близких людей – это так тяжело в любой раз.

В оперативной таможне, куда, как и сказал Анатолий, увезли Буянкина и Большова, их продержали до ночи. Степа рядом находился на улице и периодически отзванивался Виктору. Он сумел поговорить с ними через открытое окно кабинета на первом этаже, где их держали, когда там с ними осталась только дознаватель.

– Нормальная женщина, все понимает, – торопливо говорил Плаксин, – но там гнет такой со стороны ФСБ! Они требуют наших закрыть, опера против – нет оснований. Наши сейчас уже нормально себя ведут, а то были ведь под таким прессом, их никуда не пускали, воды дали только здесь попить. Главное – они ни в чем не сознались даже под напрягом, а то, что те придурки написали – это фуфло, это под давлением, мне Маратыч объяснил. От этого отказаться – и любой адвокат отмажет. Даже очные ставки, которые здесь проводили – фигня.

Большова и Буянкина освободили около полуночи. Несмотря на все усилия эфэсбэшников, таможенные оперативники отказались что-то предъявлять своим коллегам из Летной таможни и оставили их по этому делу в статусе свидетелей. Что, впрочем, не помешало через неделю совершить транспортной прокуратуре, забравшей дело себе, распорядиться и сделать у указанных свидетелей по делу обыски. К каждому в 6 утра приехала бригада в составе следака прокуратуры, сотрудника ФСБ и сотрудника ОСБ Летной таможни. Все, чего они своими действиями добились – разбудили и разозлили соседей, ставших понятыми, и довели до слез детей.

– Они бы еще через месяц приехали! – усмехался Гера. – Я соседям сказал: глядите за ними в оба, могут что-то подкинуть, наркоту или бабло. Те за ними глядели так, что прокурорский следак, по ходу, десять раз покаялся, что их разбудил. Дочку в школу собрали, так они, козлы, заставили ранец снять и все из него выкинули, прямо при ней. Думали – я там что-то выносить собрался. Ублюдки, все ж вынесено было, следак на пустом компьютерном столе протокол писал и ни разу ни о чем не догадался…

– И у меня такая же история, – хохотал Гриша. – Пыльный след от компьютера сами стерли, е-мое…