В пользу ребяток Айвори стоит сказать, что они все-таки ухитрились достать пистолеты прежде, чем Верн до них добрался. Но удалось им это наверняка потому, что о приближении некой угрозы возвестил хаос, который с минуту назад воцарился снаружи.

А еще то, что коп Хук сказал им «держать дверь ценой яиц».

Один из ребяток засомневался в инструкции: «Эй, коп, может, “ценой жизни”?».

И Хук ответил: «Нет, сынок. Яиц. Именно их я тебе оторву, если кто-то или что-то туда проникнет».

Констебль Хук подкрепил угрозу привычным злобным взглядом, что вкупе с выразительным в отношении упомянутого органа глаголом «оторвать» обеспечило стражам холодильника прилив морозной бодрости.

Несмотря на сказанное, они ждали угрозу в лице человека.

Угроза, которая ринулась к ним сейчас, человеком определенно не была.

Реакция людей на его появление Верна и развеселила, и возмутила. В данном случае он испытал обе эмоции, сменившие друг друга буквально за миг.

– Аве Сатана! – выпалил первый.

Что, вероятно, было отчаянной попыткой напоследок переметнуться от одного спасителя к другому, дабы задобрить мчащегося к нему дьявола.

Что вызывало у Верна улыбку, пока второй не выдал:

– Жирный, мать его, мегахряк.

Что эту улыбку мгновенно и стерло.

«Мегахряк? Что за на хрен?!»

Если бы Верн малость замедлился, труженики кухни бы от его вида кукухой тронулись, а так реакция запаздывала на пару секунд, и приступ истерии ожидал поваришек, когда Верн уже давным-давно свалит.

Он врезался в стражей холодильника на полном ходу, сплющив им грудную клетку гармошкой так, что лопнуло сердце. Один даже умудрился разок стрельнуть; пуля чиркнула Верну по внутренней стороне бедра и определенно зацепила бы член, если б дракон не проявил предусмотрительность и не спрятал ценный орган заранее. На причиндалах защитных пластин не было, и такой осечки могло легко хватить, чтобы дракон истек кровью на кафельном полу.

Не самая достойная гибель.

В крови клокотала ярость, Верн сдернул дверь с петель – хотя мог просто-напросто повернуть ручку, – и спину прострелило болью. Трудно поверить, но эту давнюю травму он заработал, когда всего-навсего ел коня.

Холодильник представлял собой большую комнату с подвешенными, словно шмотье в химчистке, кусками туш. Пшик сидел на корточках у дальней стены, между башнями из ведерок мороженого, с натянутой на колени футболкой и алой, как леденец, лужицей замерзшей крови вокруг босой ступни.

– Эй, Верн, – произнес мальчик. – Вы мне снитесь?

– Нет, сынок, – отозвался тот, – не снюсь. Самый что ни на есть настоящий дракон явился тебя спасать.

Пшик слабо улыбнулся.

– Не всего меня. Хук поработал над моей ногой крюком.

Верн присел рядом и выдохнул над головой Пшика облако серы.

– Вы хотите меня усыпить, Верн? Но зачем?

Дракон вскинул коготь и раскалил его пламенем добела.

– Потому что ты определенно не хочешь оставаться в сознании, малец, когда я прижгу раны.

– Наверное, – согласился Пшик, и один его глаз уже начал закрываться. – Шеф, мы же поимеем Хука?

– Он и так в жопе, – сказал Верн, – за то, какую свинью подложил Айвори под дверь. Хуку хана по полной.

– Хана по полной, – повторил Пшик. – А отлично звучит.

И заснул. Верн поднял его ногу и принялся за дело.

Для дракона это смешно, однако запах горелой плоти друзей всегда вызывал у Верна рефлекс. На противников он плевать хотел, а вот в прижигании фамильяра было нечто, отчего желудок норовил вывернуться наизнанку.

Пшик потерял три пальца, отчего ступня выглядела так, будто у нее появился ирокез. Верн захихикал, отвлекаясь от тошноты. Быстро покончив с полевой хирургией, он зачерпнул горсть льда со стены и приложил к обожженной плоти. Раздалось яростное шипение, взвилось облачко пара. Пшик даже не застонал. Впрочем, это его по максимуму ожидало на следующий день.