День Всех Святых - Дмитрий Захаров (2021)

– Задача врача – облегчить страдания пациента. Священник пытается дать людям надежду. Прозвучит парадоксально, но, действуя таким образом, мы поневоле затягиваем петлю на шее. Знаете поговорку: уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца? Идеология культа, созданного Ямпольским, позволяет максимально приблизить свой смертный час и таким образом нейтрализовать разрушающее влияние мыслей о смерти.

Ермаков отодвинул папку.

– Дайте, пожалуйста, карту второго беглого пациента.

Психиатр немедленно извлек папку идентичную предыдущей, с той разницей, что она была вдвое тоньше. Капитан посмотрел на фотографию, нервно потер ладони, привычно заболела голова. Дурака губит избыток ума! Он почувствовал, как краска стыда заливает лицо. Николай Владимирович Копейкин насмешливо смотрел на старшего оперуполномоченного и, казалось, готов был ухмыльнуться.

«Что, гражданин начальник?! Проморгал беглого зэка? И еще деньжатами снабдил на дорогу!»

– Вы изложили в объяснении, как удалось двум пациентам сбежать из охраняемого здания, – сказал Ермаков. – Я хотел бы узнать ваше личное мнение. Как говорится, не для протокола…

– Мне, как практикующему психиатру, трудно говорить такие вещи, – проговорил он, – Я вам сказал, что на Ямпольского не действуют наши методы лечения? Это полбеды. Мне иногда казалось, что он сам… Он воздействует на врачей, понимаете?

– Он убедил ваших коллег совершить суицид?

– Чушь! В культе действительно много места отводится смерти, но выбор всегда остается за личностью! Видите эту картину? – Доктор взмахнул рукой, словно хотел метнуть в холст камень. – По сути – полметра ткани и двести граммов масляной краски. Но когда вы на нее смотрите, складывается… странное ощущение, понимаете? Я – материалист. Все врачи – материалисты, хотя сейчас стало модно в церковь ходить. Побываешь сотню раз на вскрытии, увидишь, как буднично умирают люди, от болезней или по возрасту, – поневоле станешь материалистом.

Ермаков посмотрел на часы. Он не любил ждать и опаздывать. Наташа считала болезненную пунктуальность мужа очередным признаком невроза.

– Я здесь работаю тринадцать лет, – продолжал психиатр. – Однажды я на свой страх сделал Ямпольскому инъекцию пентотала натрия.

– Сыворотка правды?

– Знаете, какая была реакция на введение препарата? Он рассказал мне мою собственную биографию, понимаете? Не всю, конечно, но ту ее часть, о которой знали только члены моей семьи! После этого я оставил попытки расспросить его о чем-либо…

– Странная штука, – сказал Ермаков. – Пациент пробыл у вас длительное время на лечении, а датировки всего три. Одна запись была сделана вообще при царе Горохе, вторая три года назад, и третья за две недели до побега. Как вы это объясните?

Сайкин нервно постучал пальцем по столу.

– Понятия не имею. Карту заполняет лечащий врач или медсестра. Вы первый, кто обратил на это внимание.

– Я мог бы побеседовать с его лечащим врачом?

– Увы! – Доктор завел глаза к потолку. – Вы опоздали. Семен Моисеевич скончался на прошлой неделе. Инфаркт.

– Сочувствую… – холодно ответил Ермаков. По мере разговора, у него росло недоверие к заведующему отделением. – Может быть, феномен Ямпольского объясняется умением гипнотизировать свои жертвы?