Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

В недрах дома находилась крошечная комнатка, стены которой были задрапированы награбленными лоскутами ткани – то тряпками, то пыльными кусками бархата, которые когда-то обрамляли величественные окна. Здесь, в этом импровизированном будуаре, был всего один предмет мебели. Кровать, где покойный лейтенант Васильев, которого он недавно видел в игорной комнате Мамуляна, занимался любовью. И когда вор вошел в дверь, а безгубая женщина отступила в сторону, Константин оторвал взгляд от предмета своих трудов, продолжая прижиматься к женщине, лежавшей под ним на матрасе, устланном русскими, немецкими и польскими флагами.

Вор стоял не веря своим глазам, и ему хотелось сказать Васильеву, что он делает все неправильно, перепутал одну дыру с другой, и что то, чем он так жестоко пользуется, – не естественное отверстие, а рана.

Лейтенант, конечно, не стал бы слушать. Он ухмыльнулся не переставая работать, и красный шест все входил и выходил, входил и выходил. Труп, который он ублажал, покачивался под ним, не впечатленный вниманием любовника.

Как долго вор наблюдал за ними? Акт не демонстрировал никаких признаков завершения. Наконец безгубая женщина прошептала ему на ухо: «Хватит?» – и он слегка повернулся к ней, когда она положила руку на переднюю часть его брюк. Она, казалось, совсем не удивилась тому, что он возбудился, хотя за прошедшие годы он так и не понял, как такое возможно. Он давно смирился с тем, что мертвых можно разбудить. Но то, что он почувствовал жар в их присутствии, – совсем другое преступление, более страшное для него, чем первое.

Нет никакого Ада, подумал старик, выбрасывая из головы будуар и обуглившегося Казанову. Или ад – та комната, постель и ненасытная похоть, и я был там и видел экстаз, и, если случится худшее, я это переживу.

Часть пятая

Всемирный потоп

Из пламенем охваченных, на дно

Спешащих кораблей бросались вплавь,

От пламени спасаясь, но пристав

К чужому судну, гибли всё одно;

Так каждый сгинул, свой избрав удел:

Иной тонул в огне, иной в волнах горел.

Джон Донн. Горящий корабль [13]

IX. Вероломство

49

Всемирный потоп сошел в самый сухой июль на памяти живущих; но ведь ни одна ревизионистская мечта об Армагеддоне не обходится без парадокса. Молния, сверкнувшая в ясном небе; плоть, превратившаяся в соль; кроткие, унаследовавшие землю, – все это маловероятные явления.

Однако в том июле не произошло никаких впечатляющих перемен. В облаках не было видно небесных огней. Никаких дождей из саламандр или детей. Если ангелы приходили и уходили в тот месяц – раз случился ожидаемый потоп, – тогда это, как и самые настоящие Армагеддоны, метафора.

Были, правда, некоторые причудливые случаи, о которых следует рассказать, но большинство из них произошло в захолустье, в плохо освещенных коридорах, на заброшенных пустошах, среди промокших от дождя матрасов и пепла старых костров. Они местные, почти частные. Их ударные волны в лучшем случае вызывали сплетни среди диких собак.

Однако большинство этих чудес – игры, дожди и спасения – были с такой хитростью втиснуты за фасад обычной жизни, что только самые зоркие или те, кто искал невероятное, могли уловить проблеск апокалипсиса, показывающего свое великолепие выбеленному солнцем городу.

50

Город не приветствовал Марти с распростертыми объятиями, но он был рад раз и навсегда покинуть особняк, повернувшись спиной к старику и его безумию. Каковы бы ни были последствия его отъезда в долгосрочной перспективе – а ему придется очень тщательно обдумать, следует ли теперь сдаться, – у него, по крайней мере, есть передышка, время все обдумать.