Черная осень - Галина Гончарова (2021)

Шесть лет прошло, как забрали Ванечку в солдаты.

Шесть долгих лет.

Только три раза на побывку и приезжал, вот на печи Вася да Ванечка спят…

По губам женщины скользнула горькая улыбка.

Говорят же, солдаткиным ребятам вся деревня отец. Если бы…

Нет у них отца. Мать одна, а много ли она сделает? В том году прибрала лихоманка свекра со свекровкой, а матушки у нее и до того не было. Отец после ее смерти еще раз женился, так мачеха падчерицу невзлюбила. И то – где ж вы другое видели? Может, оно и бывает, что чужих детей как своих принимают, но редко. Очень редко…

Братья-сестры помогали, да чем тут поможешь? И лихоманка село проредила, и свои семьи у всех, да и небогаты они…

Чтобы на земле разбогатеть, надо пахать не разгибаясь. Земля потом поливается, тогда на ней все и растет. Да и когда вырастет… Мало за землей ходить, мало скотину кормить, ты еще поди продай все, да налоги заплати, да выкупные, да…

Надрываются крестьяне, а только долг на долг растет и растет… и конца-края ему не видно. А чем детей кормить?

Прасковья и так никакой работой не брезговала, и за скотиной ходила, и стирку брала, и в поле пахала-сеяла… да только много ли наработаешь, когда даже лошади нет? У соседа брать приходится, а тот еще и намекает…

Чуяло Прасковьино сердце, придется ей и на последнее унижение пойти.

Ради детей…

А узнает кто? Ворота дегтем вымажут! По селу не пройдешь…

А дети у нее на руках от голода пухнуть станут? И так уж какими муками их растит…

Да и Ванечка, муж любимый… Надолго ли та любовь сохранится, когда детей кормить нечем?

Оно понятно, что мужикам тоже тяжко, а женщинам?

Да вдвое!

Им не воевать, им детей растить, сохранять и сберегать. Они не только за свою жизнь отвечают…

И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной…

Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню…

Стекла?

Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто…

– Кто там?

– Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.

И под бумагу проскользнула серебряная монета.

Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом…

Потом схватила монету, сунула в самый надежный дамский сейф – и кинулась к двери.

Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит… и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить…

Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла… женщина.

Но какая!

Прасковья в шоке уставилась на гостью.

Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще… Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх… Да разве ж бабы так ходят?!

Яна, а это была именно она, огляделась.

– Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?

И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.

* * *

– Мамань? – вякнул с печи Ванечка-младшенький.

Яна прищурилась.

– Сын?

– Сыновья, – кивнула Прасковья.

– А еще кто?

– Простите, тора?

Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.

– Ты и ребенок – вся семья?

– Н-нет, тора. Еще сын есть.

– А муж?

– В солдаты забрали.

– Другая родня?

– Одни мы живем, тора.

Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?

– Держи. Деньги тебе в любом случае пригодятся.

И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.

– Благодарствую, тора…

– Яна.

– Тора Яна?

– Зови просто Яна, тор сейчас не любят.

Это Прасковья поняла. Нет, никак не любят… Но…

– Как же я так…

Сомнения женщины разрешил еще один рубль, положенный в мозолистую, корявую от постоянного труда ладонь.

– Яна…

Яна улыбнулась.