Сейчас глубокая ночь. Пока она отоспится – утро, а то и день. Пока пулю вытащит, пока рану обработает… да, промедление – плохо! Но… ладно, даже если она с рассветом это сделает, все равно им с Нини надо прийти в себя и поспать. Поесть…

Яна кивнула своим мыслям. А потом вытащила еще несколько купюр. Кажется, там и больше получилось, чем пятьдесят рублей… ну да ладно!

– Что-то поесть в дорогу и травы для лечения. Хорошо?

– Да, тора.

– И – молчание.

Прасковья медленно опустила глаза. Об этом тора могла и не говорить.

Она пришла да и ушла, а Прасковье здесь жить. Если кто узнает…

Если узнает…

Страшно!

Да и деньги… По деревенским меркам то, что ей дали… это много! Очень много. За такое… Молчать надо!

Крепко молчать!

А травница…

А что ж не сходить? Сказать, что у нее что-то спину ломит или…

Травница тоже молчать будет. Дуры травницами не бывают, они вообще долго не бывают.

– Я ждать буду, тора.

– Яна. Просто – Яна.

Кто кого провожал до околицы? Яна – Прасковью? Прасковья – Яну?

Женщины старались не привлекать к себе внимания. Прасковья скользнула к себе в дом, прижала покрепче дверь, цыкнула на малышню, которая высунулась с печи, и сунула руку за пазуху.

Купюры грели душу…

Сколько их?

Сколько дала тора?

Читать Прасковья не умела, но цифры знала, поди не знай…

Десять, двадцать пять… еще десять и опять двадцать пять. И еще двадцать пять… Почти сто рублей.

Прасковья пошатнулась и почти упала на колени перед иконами.

Творец Единый, счастье-то какое!!!

ЖИЗНЬ!!!

Деньги? Нет, жизнь для ее детей. Коровку она не купит, а вот козочек – может. За ними и ухаживать легче, и дешевле они, и козье молочко пожирнее будет, да и неприхотливые они, и чесать их можно…

Корова-то, почитай, рублей шестьдесят стоить будет, может семьдесят! А козочек за ту же цену штук пять купить можно, если козлятами брать…

Так она и сделает.

Козы, несколько цыпляток на развод… и проживут они и зиму, и лето… а может, добрая тора и еще денег даст.

Прасковья не знала, что сорвало Яну с места. Подозревала, что история, рассказанная ей, далеко не полна, но уточнять – не хотела!

Она сходит к травнице.

Она купит молока и хлеба.

Она подождет к ночи добрую тору и отдаст ей все. И поможет.

И – помолится за нее.

Пусть Единый творец спасет девушку от беды, как она спасла сейчас семью Прасковьи. И грех на душу брать не пришлось…

Единый, спаси и сохрани дочь твою Яну…

* * *

Не подозревая о душевных терзаниях Прасковьи, Яна шла по лесу. Быстро, уверенно, привычно… И как кто-то может заблудиться в лесу?

Яна точно знала, где оставила машину, и выходила к ней словно по азимуту.

Лес…

Ее дом.

Ее родина.

Звери? Вот уж кого Яна отродясь не боялась. Это в городе на вас могут напасть – просто так. В лесу – нет. Все подчинено жестким законам. Законам природы, выживания, продолжения рода… А не так, чтобы два обдолбыша, которых в мусорное ведро надо было выкинуть ДО зачатия, нападали потому, что им на дозу не хватает!

Тьфу!

Яна только надеялась, что Анна не растеряется и души подонков отойдут Хелле. А она готова была пожелать богине приятного аппетита. От всей широкой души!

Звери…

Да зверям до людей, как крабом до Пекина!

Был в жизни Яны случай…

Ребенок же! Вот и утянулась с заимки в лес. Мать не уследила, девочка за ограду и выбралась. Тем более что одна малышка нигде не ходила, компанию ей составлял здоровущий кавказец Полкан. С ним ребенка отпускали хоть куда – и убережет, и обратно приведет…

Яна ягоду как раз собирала, Полкан отлучился по своим собачьим делам.

А там овраг. И щенки!!!

Ну как было не поиграть с малышами? Яне тогда самой-то лет пять было, даже меньше… конечно, она начала гладить щенят, тискать, потом поползла за ними…