Черная осень - Галина Гончарова (2021)

Деньги творят чудеса, кто бы сомневался? Что ж… за то, что убийцы снабдили ее деньгами, она тоже оказала им милость – они умерли безболезненно. И даже получили огненное погребение.

А теперь надо договариваться.

– Хочешь еще денег? Рублей пятьдесят?

Прасковья всхлипнула – и осела на пол. Ноги не держали.

Пятьдесят рублей, это ж… это ж на коровку сторговаться можно! На телочку, молочную…

Яна поспешила поднять ее.

– Мамка? – высунулся с печи и Васятка.

– Все хорошо, – успокоила их Прасковья. – Обеспамятела я чуток, уж простите, то… Яна.

– Бывает. – Яна пристроила женщину за стол. – Но деньги не просто так тебе достанутся. Мне помощь нужна.

– Чем я…

Яна пожала плечами.

Врать?

Лучше все говорить как можно ближе к правде. Только чуток сместить акценты.

– Мы с сестрой торы, тут ты правильно поняла. На наше поместье налетели, матушку с батюшкой убили, нас хотели ссильничать, мне удалось пистолет схватить…

– Ох ты ж…

Прасковья поверила безоговорочно. Бывало такое, она слышала. Еще как бывало… страшные времена настали, ох, страшные…

– Мы смогли сбежать. Но сестру ранили.

– Творец Единый!

– Сама понимаешь, лекарь нам нужен, а вот показываться людям не хотелось бы. Искать нас будут…

Прасковья прикусила губу. Дело оборачивалось другой стороной. Тора приехала, да и уедет, а ей тут жить.

– Может, сможешь показать, где лекарь живет? Я с ним сама договорюсь.

– Как не смочь, тора.

– Еще мне кое-что прикупить понадобится. Сможешь купить и принести?

– Смогу, Яна.

– Так и договоримся.

Яна выложила на стол несколько бумажных купюр, при виде которых глаза Прасковья жадно блеснули. Жалко девушке не было.

Крестьянская изба…

Хибара, она же халупа, разделенная на две части большой русской печью. Пара лавок, пара сундуков… Занавеска между двумя частями, убогая утварь на столе, прялка старая, Яна такую только в музеях видела. Потолки низкие, головой задеваешь, а ведь она невысокого роста. И то – зимой высокие потолки поди протопи! Нищета… гольная, кондовая и истовая. Страшная нищета.

Дети…

Глазенки с печи поблескивают… страшно им. И Яне было бы страшно.

Шанс выжить она им даст. Хоть и не слишком большой… Господи, если ты есть! Тебе на это смотреть не совестно?!

Ладно еще взрослые – мы сами с собой такое делаем, что иной маньяк от зависти заплачет. Но дети?! Им-то это за что? За грехи родителей?

Знаешь… а родителей спросить не хочется? Да любая нормальная мать пузом по колючей проволоке проползет, лишь бы ее ребенку хорошо было.

Ладно. Через год она в гостях у Хеллы окажется – вот и поинтересуется. А пока…

– Проводишь к лекарю?

– Да, конечно, Яна. Только… Вот ежели кто увидит…

Соображала Прасковья быстро. Действительно, баба в кожанке. Но и надевать платье, до которого дотронуться-то страшно было, такое оно ветхое…

Яна покачала головой.

– Нет. А если так? Скажешь, мужик приходил из леса?

Она чуть ссутулилась, поменяла походку, заправила волосы под фуражку, которую взяла в качестве трофея… надо отрезать эти лохмы, только мешаются!

Прасковья пожала плечами.

– Попробовать-то можно… скажу, молодой парень, лет шестнадцати, едва бриться начал.

– Вот-вот, – кивнула Яна. – Пойдем? Только задворками как-нибудь… у вас кто лекарь-то?

– У нас их двое. Фершал есть, только он во все дни пьяный, и травница есть, бабка Зюха. Вот к ней, может…

Яна подумала пару минут, покачала головой.

– Давай с фершала начнем. Если он пьяный, так, может, и меня не вспомнит?

– Ох, может и так быть, тора. Можно дойти, заглянуть…

Яна медленно кивнула.

Да, так лучше всего. Травница – это хорошо, но ей надо вынуть пулю, промыть рану, еще и антибиотиком хорошо бы… вы себе как это представляете?