Право крови - Ричард Кнаак (2006)

Или хотя бы попробовать успокоиться. Даже оставшись в одиночестве, забыть о чувстве бессилия, о жгучем стыде не удалось. Горькие чувства терзали его, как никогда в жизни. В ушах звучал хор голосов, отзывающихся о нем с немыслимым уважением, перед глазами мелькали озаренные благоговейным восторгом лица стариков и молодых, а ярче всего вспомнился сынишка Барты. И мальчик, и его мать видели в нем этакого легендарного целителя, чудотворца, тогда как на самом-то деле новую жизнь мальчугану подарил вовсе не он, а демонесса.

Лилия… Как она посмеялась бы над его положением! Вполне возможно, в эту минуту она даже наблюдает за ним откуда-то издалека, радуясь его мукам и предвкушая, какой хаос начнется, когда партанцы узнают о нем всю ужасную правду. Помнится, Лилия назвала его ничтожеством, и с каждой прошедшей минутой Ульдиссиан все крепче и крепче убеждался в ее правоте.

Может статься, искусительница даже исподволь подтолкнула горожан к этой безумной затее, нашептала им в уши, что они должны отправиться следом за ним. Это вполне объяснило бы и их проворство, и удачу в поисках. В конце концов, самой свести все концы воедино – вернейший способ низвергнуть его как можно глубже! Выходит, он снова недооценил ее кару…

– Ты своего добилась! – закричал Ульдиссиан в темноту. – Теперь оставь же меня в покое!

Конечно, никто ему не ответил, да он этого и не ждал. Лилия желала ему полного, окончательного унижения, а может, и гибели. Если разгневанные приверженцы разорвут его в клочья, она попросту подыщет себе новую марионетку.

«Ты думал, что сумеешь одолеть владык Санктуария. Думал, что Церковь Трех с Собором Света падут, и ты, наконец, сможешь избавиться от демонов прошлого».

Подумав о том, что подвел даже утраченных родных и близких, Ульдиссиан задрожал. Его позор навек запятнает память о них. Вспоминать его семью будут только с проклятиями да черными мыслями.

– Я просто хотел помочь людям, – пробормотал Диомедов сын. – Просто хотел, чтобы все встало на свои места.

Убитому горем, ему почудилось, будто кличи ночных обитателей джунглей обратились в издевательский смех. Развернувшись, он сделал шаг в сторону лагеря, но тут же вспомнил, что его там ждет, и оглядел темные заросли в поисках хоть какого-то выхода.

«А не податься ли в Церковь Трех?»

Поначалу эта идея показалась пугающе нелепой, но, поразмыслив, Ульдиссиан решил, что кое-какой смысл в ней есть. Да, именно это самое и предлагал Малик, однако теперь Ульдиссиан принялся прикидывать, что может произойти, если он сам, добровольно явится в главный Храм и сдастся на их милость. Ни от кого больше не придется бежать. Конечно, поначалу партанцы возмутятся его двоедушием, но потом-то увидят: справедливость восторжествовала! Что станется с ним самим, Ульдиссиана уже не заботило – главное, все это больше никому не повредит.

«А может, партанцев лучше тоже взять с собой, в Храм? Пусть сами убедятся, в чем правда».

Ульдиссиан поморщился. До чего же он докатился, если хоть на минуту всерьез задумывается о столь возмутительной подлости! Сын Диомеда помотал головой, гоня прочь ненужные мысли. Как быть с самим собой – дело одно, но снова обманывать жителей Парты он не станет… и в Церковь Трех их уж точно не поведет.

Однако… если уж рвать все связи с приверженцами, это следовало сделать как можно скорей. Но как только он вернется в лагерь, его не оставят одного ни днем ни ночью. «Пожалуй, – подумал Ульдиссиан, – туда лучше всего вовсе не возвращаться».

Вовсе не возвращаться… А что, возможно, на этот раз и получится!