Милые детки - Мелани Голдинг (2019)

– Вот здесь, – сказала Харпер. – Вот эти тени. Вот что меня интересует.

– Окей, – сказал Гедеон. – Что ты хочешь узнать?

– Настоящие ли они. В смысле действительно ли они попали на камеру или это какой-то дефект записи?

Гедеон прокрутил видео еще раз. Три тени проплыли по полу в углу экрана. Он увеличил изображение, прокрутил снова.

– Похоже, что и то и другое.

– В каком смысле?

– Смотри, – сказал Гедеон. – Видишь, как они следуют одна за другой? А вот тут, – он нажал на паузу, – можно разглядеть ногу.

Он увеличил картинку еще сильнее. Одна половина изображения распалась на пиксели, но на другой угадывались очертания босой стопы. У Харпер участился пульс.

Гедеон продолжал:

– Камеры, бывает, глючат от малейшей вибрации, из-за этого несколько секунд записи может просто пропасть. Или появляются вот такие шлейфы. Здесь это и случилось.

– Но там же ничего нет, одни тени. И нога, оторванная от тела. Господи Иисусе.

– Жуть, – сказала Эми, потирая голые плечи, будто ее пробирал холод.

Гедеон просмотрел фрагмент еще раз, нахмурился.

– Я, конечно, не уверен, но тени эти выглядят как глюк записи. Как будто один или несколько человек прошли под камерой, и в этот самый момент запись перескочила, а потом вернулась обратно, и успела захватить только шлейф. Обожаю такую крипоту, можно я себе копию сделаю?

– Нет, – сказала Харпер. – Можешь как-то проверить, действительно ли произошло то, что ты описываешь?

– Может быть тяжеловато. Потерянный фрагмент восстановить невозможно, камера его не записала. Но если на записи что-то еще в этот момент двигалось, там тоже будет видно скачок, и тогда уже точно ясно, что одной-двух секунд не хватает. Это так круто. Обожаю такие штуки. Я, бывало, на вечеринках использовал глючные записи с камер – как визуальные эффекты.

– А если на экране больше ничего не двигается? Как проверить?

– Может, приблизить пальцы медсестры?

И вот оно. На экране Антея Мэллисон убрала руку с клавиатуры, чтобы сделать глоток чая. Когда запись перескочила, ее рука снова оказалась на клавиатуре, а тени проплыли мимо. Не хватало пары секунд. Теперь, когда Харпер это увидела, казалось, что не заметить невозможно. Но само по себе это еще ничего не доказывает – если потерянный фрагмент невозможно восстановить.

– А что вы вообще тут ищете? – спросил Гедеон.

– Преступника. Со слов одной пациентки, туда кто-то пробрался, но кроме нее никто никого не видел.

– Потрясно.

– Для нее – не особенно.

– Это все Матрица, вы же в курсе? Просто они что-то хотят от вас скрыть. – Гедеон достал жестянку с табаком, высыпал несколько щепоток на папиросную бумагу и принялся вертеть самокрутку. – Можно я себе сохраню, чисто для коллекции? Я не буду никому показывать, честно.

Харпер бросила на него выразительный взгляд, давая понять, что больше об этом спрашивать не стоит. Что он несет? Матрица? Это вроде фильм такой? Одни теории заговора у людей в головах. А все наркотики виноваты.

– А что медсестра говорит? – спросил Гедеон, постучав пальцем по ее изображению на экране. – Она ведь была там.

– Говорит, что ничего не видела.

– Хм. – Гедеон сунул самокрутку в рот, щелкнул зажигалкой, поднес пламя к кончику шоколадно-коричневой папиросы и затянулся.

Эми отошла и открыла окно.

– Прости, дорогой, я что-то уже не выношу этого запаха. Нет-нет, ты кури, я просто здесь постою.

Если Гедеон прав насчет перескочившей записи, значит, той ночью в отделении кто-то был. Но тогда почему никто ничего не видел? Почему медсестра ничего не заметила, если кто-то прошел у нее под носом? Харпер вспомнила поломанные ветки в кустах напротив дома Лорен. Патрик тогда тоже ничего не увидел. Было во всем этом что-то темное, неуютное, недоброе.

– А преступник чего? – спросил Гедеон. – В смысле что случилось-то с той пациенткой?