Каменные небеса - Нора Джемисин (2017)

Шаффа также рассказывает ей об Эпицентре, но не много. Здесь у него еще одна дыра в памяти, глубокая и непомерная, как обелиск, – хотя Нэссун не может удержаться от попытки прощупать ее края. Эпицентр – место, где некогда жила ее мать, в конце концов, и, несмотря ни на что, оно очаровывает ее. Шаффа, правда, плохо помнит Иссун, даже когда Нэссун направляет его, задавая прямые вопросы. Он пытается отвечать Нэссун, но речь его прерывается, и на лице его, более бледном, чем обычно, болезненное, тревожное выражение. Тогда она заставляет себя задавать эти вопросы медленно, через несколько часов или дней по одному, чтобы он успел в промежутках прийти в себя. Она узнает немногим больше, чем уже догадалась сама о своей матери, Эпицентре и жизни до Зимы. Тем не менее услышать это полезно.

Так проходят две мили – в воспоминаниях и боли вокруг них.

Обстановка в Антарктике ухудшается с каждым днем. Пеплопады уже постоянные, и пейзаж начинает превращаться в натюрморт из холмов, каменистых хребтов и умирающей растительности в серо-белых тонах. Нэссун начинает тосковать по солнцу. Как-то ночью они слышат визг – видимо, охотничий крик большой киркхуши – по счастью, далекий. Однажды днем они проходят мимо пруда, чья поверхность кажется зеркально-серой от плавающего пепла; вода под ним тревожно спокойна, с учетом того, что в озеро впадает быстрый ручей. Хотя у них во флягах мало воды, Нэссун смотрит на Шаффу, и тот молча, настороженно кивает. С виду опасности вроде нет, но… ладно. Выживание Зимой очень во многом зависит как от правильных инстинктов, так и от правильных инструментов. Они обходят мертвую воду и остаются живыми. Вечером двадцать девятого дня они доходят до места, где имперская дорога внезапно выравнивается и сворачивает на юг. Нэссун сэссит, что края дороги идут по чему-то вроде края кратера. Они перебираются через гребень, окружающий этот круглый, необычно плоский регион, и дорога следует дальше по гребню дугой вокруг зоны старинного повреждения, продолжая направляться на запад, к другому краю. Однако в середине Нэссун, наконец, видит чудо.

Рожа Старика – сомма, кальдера внутри кальдеры. Этот необычен тем, что у него совершенная форма; судя по тому, что читала Нэссун, внешняя, более старая кальдера обычно сильно повреждена взрывом внутренней, более молодой. В этом случае внешняя не повреждена, это почти совершенная окружность, хотя и сильно выветренная временем и заросшая лесом; Нэссун не может на самом деле видеть ее под растительностью, но четко сэссит. Внутренняя кальдера более продолговата и так ярко блестит на расстоянии, что Нэссун догадывается о том, что случилось, даже без того, чтобы сэссить. Извержение было таким горячим, как минимум в одной точке, что все геологическое формирование почти разрушило само себя. То, что осталось, превратилось в стекло, закалившись естественным способом настолько, что даже столетия не особо повредили его. Вулкан, породивший сомму, уже остыл, его древняя магматическая камера давно опустела, не осталось даже следа былого жара. Однако некогда Рожа была на самом деле потрясающим – и ужасающим – местом прорыва земной коры. Как и велел Сталь, они разбивают лагерь в паре миль от Рожи. В предрассветные часы Нэссун просыпается, услышав отдаленный стрекот, но Шаффа успокаивает ее.

– Я это уже не раз слышал, – говорит он тихо на фоне треска костра. Он настоял, чтобы взять эту стражу, так что Нэссун взяла стражу более раннюю. – Это что-то в местном лесу. Не похоже, чтобы оно шло сюда.